Хейнский цикл

Я так и поступил, и это были приятные дни. Время было свободное, за исключением коммунальных работ на полях, в садах и в лесу. К таким работам в случае необходимости приглашали и пришедших. Помимо этих работ целые дни могли проходить бее единого произнесенного слова. Впрочем, я разговаривал с Россом и Фейксем, чей необычный характер, прозрачный и глубокий, как колодец с чистой водой, был копией характера этого места. По вечерам происходили собрания у очага в одном из одиноких, окруженных деревьями домов. Здесь шли беседы, можно было выпить вина, звучала энергичная музыка Кархида: мелодически простая, но ритмически сложная, всегда импровизированная. Однажды вечером начали танцевать два человека, таких старых, что их волосы поседели, а тела высохли. Танец был медленным, четким и строго контролируемым, чаровал глаз и рассудок. Они начали танец во время третьего часа после обеда. Музыканты присоединялись к игре или бросали ее, когда угодно, лишь барабанщик не прекращал своих ритмичных ударов. В шестом часу в полночь, спустя пять земных часов, старые танцоры все еще продолжали танцевать.

В первый раз тогда я увидел феномен сознательного контролируемого использования того, что мы называем «мистической силой». После этого я стал с большим доверием относиться к рассказам о Старых Людях Жанндары.

Это была сосредоточенная на самой себе жизнь, самонадеянная, застывшая, погруженная в то единственное «невежество», которое превыше всего ценится Жанндарами, жизнь, которая полностью подчиняется их правилу пассивности и невмешательства. Это правило (выраженное в слове иусут, которое я приблизительно перевел как «неважно») — сердце культа, и я не стану делать вид, что понял его. Но после полумесяца, проведенного в Стерхеде, я начал лучше понимать кархидцев.

Под политикой и страстями лежит старая тьма, пассивная, анархистская, молчаливая и плодотворная тьма Жанндары.

Из этой молчаливой тьмы необъяснимо доносится голос предсказателя.

Юный Росс, которому нравилось быть моим гидом, объяснил, что вопрос предсказателям может касаться чего угодно и формулироваться в любой форме.

— Чем более точно сформулирован вопрос и чем более он ограничен, тем точнее ответ,— заверил он.— Неясность порождает неясность. Ну и, конечно, на некоторые вопросы дать ответ нельзя.

— А что, если я задам именно такой вопрос? — спросил я.

Эта преграда, хотя и усложненная, была мне знакома. Но я не ожидал услышать в ответ:

— Ткач отвергнет его. Вопросы, на которые нельзя дать ответ, вредят предсказателям.

— Вредят?

— Разве вы не знаете истории лорда Шорта, который заставил предсказателей крепости Асен ответить на вопрос: «В чем смысл жизни?» Это было несколько тысяч лет назад. Предсказатели оставались во тьме шесть дней и ночей, в конце все холостяки впали в кататонию, все дураки умерли, извращенец убил лорда Шорта камнем, а Ткач... Им был человек до имени Меше...

— Основатель Комештского культа?

— Да,— сказал Росс.

Он рассмеялся, но я не понял, смеялся он по поводу Комешты или надо мной.

Я решил задать вопрос, требующий ответа лишь в виде «да» «нет». Такой вопрос, по крайней мере, покажет степень скрытности или истинности ответа. Фейкс подтвердил сказанное Россом: вопрос может касаться и таких предметов, о которых предсказатель ничего не знает. Я мог спросить, хорош ли будет урожай хулма в западном полушарии, и они ответили бы, даже не подозревая, где находится это полушарие. Это, по-видимому, ставило их гадание на уровень обычной вероятности в одном ряду с гаданиями на лепестках ромашки или по костям. Нет, вероятность тут ни при чем.

— Предсказание дается точное и от вероятности не зависит,— ответил Фейкс.

— Значит, вы читаете мысли?

— Нет,— сказал Фейкс.

Он опять безмятежно улыбнулся.

— Может быть, вы читаете мысли, сами того не подозревая?

— Что хорошего в этом? Если спрашивающий заранее знает ответ, он не станет за него платить.

Я выбрал вопрос, на который определенно не знал ответа. Только время покажет, правы ли предсказатели, если, конечно, это не будет одним из тех восхитительных профессиональных пророчеств, что применимы к любому исходу.

Вопрос был не тривиальный. Я отказался от банальных вопросов типа «Когда прекратится дождь?», узнав, что любой вопрос труден и опасен для девяти предсказателей Стерхеда. Цена высока для спрашивающего — два моих рубина перекочевали в сокровищницу Стерхеда. Но еще выше она была для отвечающих. Я хорошо узнал Фейкса, и мне трудно было поверить, что он сознательный или бессознательный лжец. Разум его был тверд, ясен и отшлифован, как мои рубины. Я не решился ставить ему ловушку. Я спросил именно то, что больше всего хотел узнать.