Хедвиг совершенно не виновата!

Лето будет хорошее, думает она, лёжа в кровати вечером. Так ей кажется, потому что летом всегда хорошо. В гости на ночёвку приедет Линда. И не один раз. Тогда они, может быть, сгоняют на автобусе в Хаквад, к Тони. Или будут купаться под садовым шлангом. И ездить на великах к дачным домикам, где растёт земляника. И хоронить мёртвых мышек под большим клёном. И рыбачить на реке. И есть молодую варёную свёклу с маслом.

Пока Хедвиг перебирает в уме всё то, что они будут делать с Линдой летом, её веки начинают медленно слипаться. Голова тяжелеет, и Хедвиг засыпает. Она дышит спокойно и тихо. Где-то наверху, в небе, мчатся три белые лошади с развевающимися хвостами. Они скачут вперёд, за облака, и вскоре исчезают из виду.

А на большой осине вылупляется из куколки маленький жук-скрипун. Он разминает ножки и вытягивает усики. Он тоже думает, что лето будет очень даже ничего.

Проходит несколько часов, и Хедвиг просыпается. На часах только половина шестого, школьный автобус приедет ещё не скоро. Но что-то её разбудило. Кто-то кричал на лугу.

Тихо, как мышка, Хедвиг сдвигает одеяло в сторону. Надевает треники и просовывает руки в рукава кофты. И тихонько открывает дверь. Из маминой и папиной комнаты доносится храп.

В гостиной лежит чёрная собака Мерси. Ей хочется знать, что происходит.

– Лежи, – говорит Хедвиг. – Мне просто надо кое-что сделать.

Мерси моргает карими глазами. Потом кладёт морду на пол и снова засыпает.

Ступеньки скрипят под ногами. Хедвиг суёт ноги в сабо и открывает дверь. На земле и в воздухе мокро от росы. Над пастбищем пляшет туманное облако, похожее на дым. Хедвиг пробирается по хрустящему гравию в сад. Петух спит, куры спят, свиньи спят, овцы спят.

Только Макс-Улоф не спит. Он кричит.

– Йииииии-ааааа!

Звучит его крик не так, как раньше, не жутко и не пронзительно. Тут что-то совсем другое. Он стоит у калитки и ждёт.

– Привет, – шепчет Хедвиг, и, завидев её, Макс-Улоф замолкает. Он машет хвостом и фыркает.

Какое-то время они смотрят друг на друга.

– Прокатимся? – спрашивает Хедвиг. И забирается на калитку. Макс-Улоф стоит неподвижно, невозмутимый, как плошка с простоквашей. Хедвиг хватается за короткую жёсткую гриву, покачивается на калитке. Макс-Улоф переступает с ноги на ногу, чтобы не упасть.

Потом Хедвиг закидывает ногу. И осторожно запрыгивает ему на спину. Заправски похлопывает осла по шее, так, словно делает это не в первый раз.

– Прости, – говорит она. – Прости, что я сказала, что ненавижу тебя.

Это слово «прости» – иногда у Хедвиг всё-таки получается его сказать. Раз в год уж точно.

Макс-Улоф хмыкает. Да какое ему дело до извинений, ведь они собрались на прогулку!

Пошатываясь, он неуверенно ступает по мокрой траве. Две овцы проснулись, но смотрят на них так, будто думают, что до сих пор видят какой-то странный сон.

Но это не сон – Хедвиг действительно едет верхом на Максе-Улофе.

Потому что, услышав его крик, она поняла, что он хочет сказать. Он говорил, что больше не сердится.

И, пока солнце поднимается над пастбищем, они шагают вдоль изгороди. Макс-Улоф иногда спотыкается. Дело продвигается небыстро. Но ведь поначалу всегда так.