Хедвиг и ночные жабы

Тууу-тууут! Следующий сигнал означает, что битва окончена. Бойцы возвращаются в лагерь. Многие так и остаются лежать на земле. Кто-то получил увечья на всю жизнь.

Хедвиг ставит солдатика с горном на место и тянется в глубь шкафчика. Вот бы достать лошадку…

Но случайно задевает фигурку, стоявшую с самого края. Солдатик срывается и с грохотом падает на пол!

Хедвиг спрыгивает и хватает его. Сердце стучит так, что в груди почти больно от его ударов. А когда она поднимается, перед ней стоит бабушка, прозрачнее и серее тени.

Хедвиг окаменела. Она не может сдвинуться с места, не может вымолвить ни слова. Они долго стоят и просто смотрят друг на друга.

– Я устала, – говорит наконец бабушка совершенно спокойным голосом. – Пойду посплю.

– Хорошо.

Бабушка бросает взгляд на солдатика в руке Хедвиг.

– Понравились тебе солдатики? – спрашивает она так, будто Хедвиг видит их в первый раз.

– Да.

Бабушка кивает.

– Тогда они будут твои.

– Сейчас?

– Нет, не сейчас. Сейчас я хочу спать.

И, шаркая, уходит в спальню.

– Когда ты поправишься? – спрашивает Хедвиг.

Бабушка не слышит. Дверь спальни со скрипом закрывается.

– Что же ты творишь, этот шкафчик нельзя открывать!

Из кухни прибегает мама. Она забирает у Хедвиг солдатика и ставит на место, а потом закрывает дверцу.

– Бабушка захотела прилечь, – говорит мама. – Давай-ка собираться.

Они едут в лифте, и сердце Хедвиг всё ещё колотится – как будто железо лязгает по железу. Это поразительно, что сказала бабушка, даже не верится. У папы в руках три мешка мятых рубашек. Когда они их перегладят, то снова поедут в город. И тогда, возможно, бабушке станет лучше. И тогда… возможно, думает Хедвиг, оловянные солдатики будут её.

Стейк приехал

– Хочешь, я поглажу рубашки? – спрашивает Хедвиг маму на следующий день.

– Как мило, что ты переживаешь за дедушку, – отвечает мама. – Но ты ещё слишком маленькая, ты можешь обжечься. Я сама поглажу.

– Когда?

– Это не к спеху. У дедушки есть майки.

– Он больше любит рубашки, – бормочет Хедвиг и плетётся на улицу.

Июнь подходит к концу. Отцвела каприфоль, карабкающаяся по красным стенам «Дома на лугу». Птицы в лесу щебечут уже совсем не так бодро, как неделю-другую назад. Овцы дремлют в тени, куры зевают, стоя на одной ноге, а осёл Макс-Улоф серой тенью бродит по прохладной опушке. Когда настроение у него нормальное, на нём можно кататься верхом, но, как правило, он предпочитает одиночество.

Возле домика для щенков стоит папа и точит косу.

– Как всё заросло, – стонет он, поглядывая на высокую траву вокруг построек. Тут косить и косить. – У меня уже спина не разгибается.

– Помочь? – спрашивает Хедвиг и тянет косу у него из рук.

– Ай-ай, она слишком для тебя острая, – предупреждает папа.

– Но я хочу!

– Слушай, сперва подрасти. Отдай косу, пожалуйста!

Хедвиг со вздохом выпускает косу и убегает. В такие бестолковые дни совершенно нечем заняться, а у мамы и папы никогда нет времени ни на что, кроме своих дел! Да ещё и Линда, лучшая подружка Хедвиг, уехала.

Вообще-то Хедвиг и Линда решили, что этим летом будут играть почти каждый день. Но Линдина мама ни с того ни с сего запихнула всё своё семейство в машину и укатила в Сконе. Там у её приятельницы дача, всего в пятидесяти метрах от моря, поэтому теперь Линда вернётся домой только к началу школы. И никому нет никакого дела до того, что они там себе решили.

Хедвиг смотрит по сторонам. Как бы ей хотелось, чтобы вдоль дороги жили другие дети, а не только она. Но это не так. Кроме заброшенного хутора да ещё одной развалюхи здесь почти ничего и нет. Все, похоже, норовят свалить отсюда при первой удобной возможности.

Но вдруг кто-нибудь сюда, наоборот, приедет?

Хедвиг садится на крыльцо. Я зажмурюсь, думает она. Так сильно, что увижу звёзды, а когда снова открою глаза, на дороге кто-нибудь появится. Кто-нибудь, с кем я смогу играть.

А живот уже свело от волнения. Ей уже не кажется, что она придумала всё это просто ради того, чтобы время скоротать. Нет. Всё так и будет, это действительно произойдёт. А тут ещё петух в курятнике исполнил фанфары – словно в честь грядущих великих событий.

Хедвиг зажмуривается. Сильно, ещё сильнее, так сильно, что звёзды заплясали у неё в голове. Синие и коричневые, даже глазам больно. Ещё чуть-чуть, думает она. Ещё чуть-чуть. И ещё немного. Всё!

Она открывает глаза.

Дорога пуста. Никого.

Хотя нет, по дороге идёт кот. Живот болтается, как мешок, голова всклокочена и покрыта шрамами. Это Буссе, он живёт у Глюкмана, на повороте. Глюкман – наркоман. Окна у него забиты фанерой, чтобы никто не увидел, как он принимает наркотики.

Хедвиг вздыхает. Вообще-то она представляла себе дружка повеселее, чем старина Буссе. Но, раз пришёл именно он, ничего не поделаешь.

– Поиграем? – кричит она.

Буссе молчит.

– Иди сюда, поиграем!

Хедвиг направляется к нему, но Буссе сворачивает на луг и вдруг как припустит.

Хедвиг свирепеет. Такая скука, а тут даже старый соседский кот не хочет с ней играть!

– Стой!

Хедвиг бежит за Буссе. Чёрный хвост змеёй виляет в траве. Бодяк раздирает кожу, жжётся крапива. Бабочки взлетают из-под ног.