Хедлайнеры

“Пантыкин постоянно дрался с Белкиным – это стало доминантой начальной истории „Урфин Джюса“, – вспоминает Кормильцев. – Столкновение двух абсолютно полярных людей: одного – воспитанного на классике, второго – воспитанного на наглости… Одного – патологически упрямого, другого – патологического демагога и вождя народов… Столкновение двух лбов – одного козерожьего, другого овнячьего – давало потрясающие искры. Рога так и бились. Это было просто фантастическое противостояние”.

Как вы догадались, творческий процесс в “Урфин Джюсе” не сильно отличался от подобного действа в сотнях других рок-групп. Что там говорить, рок-н-ролльную школу Кормильцев прошел по полной программе. И именно в “Урфин Джюсе” Илья впервые столкнулся с теорией и практикой “продвижения музыкального товара на рынок”. Произошло это после того, как записанный в тяжелых баталиях альбом “Пятнадцать” был полностью готов, а творческий коллектив “Урфин Джюса” решил распространять его по всем правилам рекламного искусства.

“В домашних условиях нами был организован процесс копирования, – вспоминает Пантыкин. – Счет отправленных по почте катушек шел на сотни. Мы сделали оформление, размножили на копировальной машине „Эра“ вкладки с текстами и пресс-релизы. Затем качественно переписывали пленку и посылали по почте в Москву, Питер, Новосибирск, Казань. Заказов было очень много, и я отправлял, отправлял, отправлял…” “Как-то раз я пошел на почту и выслал в разные города около пятидесяти катушек”, – подтверждает Кормильцев.

Процесс тиражирования альбомов “Урфин Джюса” осуществлялся экзотическим способом. Две коробки от маленьких катушек склеивались клапанами одна к другой. В результате получался двойной альбом. Большие 520-метровые катушки не покупались принципиально, поскольку “двойник” представлял собой редкое явление. В сдвоенных катушках присутствовал определенный пафос, который работал на общую идею.

Поскольку перезапись осуществлялась бесплатно, дистрибьюция альбома напоминала четко налаженное бесприбыльное производство. За первые полгода по стране было распространено более четырехсот копий – своеобразный рекорд для советской магнитофонной индустрии того времени. Неудивительно, что спустя добрый десяток лет Володя Шахрин вспоминал, как по Свердловску бродили слухи, будто на “Урфин Джюс” работает целый рекламный отдел в количестве 18 человек. По одному агенту на каждую песню из альбома “Пятнадцать” плюс еще трое стажеров. На подстраховке…

“Когда в 84 году я поехал в Москву, у меня было около двадцати бобин, которые я должен был разнести по конкретным адресам, – говорит Кормильцев. – В то время в стране практиковались кагэбистские „чистки“, и люди откровенно шугались, когда я приходил к ним и говорил: „А вы не посылали к нам в Свердловск бобину? Вот она“. Пару раз народ принял мои визиты за следственный эксперимент. Мы на Урале жили в святой наивности, поскольку те „наезды“, которые происходили у нас, были исключительно на уровне комсомольской организации”.

После поездки в Москву текстовик “Урфин Джюса” взглянул на свердловскую сцену другими глазами. Он понял, что местный рок существует в изоляции от Москвы, Питера и Прибалтики. При этом он видел, что в условиях отсутствия элементарной инфраструктуры рок-движение продолжает развиваться. Кроме арт-рокового “Урфин Джюса” и андрогинного “Трека”, в городе поднимали голову молодые команды “Р-клуб”, “Метро”, “Змей Горыныч бэнд”, а также группа из архитектурного института под названием “Наутилус Помпилиус”. Со многими музыкантами Кормильцев дружил, некоторым писал тексты.

Илья понимал, что перед свердловскими рокерами стоят как минимум две проблемы. Им негде было выступать и им не на чем записывать альбомы. И тогда Илья решился на неординарный поступок.

В теплый июльский день 84 года Кормильцев направился в ломбард на проспекте Ленина, где с безумной улыбкой снял с руки обручальное кольцо. Вместе с кольцом он заложил в скупку ювелирные украшения жены и золотые запасы своих друзей. В тот же день на вырученные деньги поэт приобрел последнее чудо японской бытовой техники – четырехканальную портостудию Sony.

“Портостудия предназначалась для молодых японских балбесов, которые пытались в домашних условиях записывать электрический звук, – вспоминает Илья. – Это было примитивное устройство, состоявшее из двух несинхронизированных дек с небольшим четырехканальным пультом и встроенным ревербератором. Включать ревербератор не рекомендовалось, поскольку по звучанию он напоминал не достижения мировой цивилизации в области микросхем, а Синюшкин колодец из сказок Бажова. Тем не менее это была реальная аппаратура, на которой можно было записывать альбомы”.