Хедлайнеры

Я немного оторопел – действительно, уже прошел целый год. Вернее, не прошел, а пролетел. И столько событий: у Земфиры вышло два альбома, у “Троллей” – два альбома, вовсю развернул свои знамена “Кушнир Продакшн”...

В рамках пресс-поддержки “FUZZ Music Awards 2000” мы привезли в Питер целый вагон московской прессы: газеты, журналы, радио, телевидение, информационные агентства. В том же “Николаевском экспрессе” ехала Земфира – вместе с музыкантами, новым менеджментом и неплохими шансами на победу в номинациях “лучший альбом” и “лучшая группа”.

Поскольку в последнее время мы с Земфирой общались дискретно, заходить к ней в гримерку я не планировал. Но тут был другой случай. Сережа Чернов был не только моим другом, но и культовым журналистом, печатавшимся в легендарном подпольном журнале “РИО”, издававшим англоязычный фанзин “Russian Letters” и состоявшим в эмоциональной переписке с Егором Летовым. Как бы там ни было, Чернов являлся одним из тех людей, которые реально формируют общественное мнение. И отказывать ему в интервью было ошибкой.

“Идем со мной”. – Я крепко схватил Сережу за руку и, пройдя сквозь кордон ОМОНа, оказался в заветной гримерке. Там было шумно: Земфира, Настя Колманович, люди из “Real Records”, питерские друзья, музыканты. Увидев меня, Земфира немного смутилась, но потом как-то по-детски обрадовалась. Затем попросила всех покинуть комнату. Через минуту в артистической не было никого.

Я оказался между двух огней – Земфирой и Черновым. В сжатой форме донес до артистки необходимость дать интервью. “Нет проблем, – как будто мы виделись только вчера, сказала Земфира. – Заходите, Сергей, сразу же после концерта. Полчаса вам хватит?”

Счастливый Чернов исчез так же внезапно, как и появился. Мы с Земфирой остались вдвоем. “Как дела? – разыграла “е2–е4” рок-звезда. – Коньяк пить будешь?”

Вопрос был риторический. “Хорошо, что ты пришел”. – Полбутылки “Hennessy” мы уболтали минут за двадцать. Говорили быстро и жадно – казалось, никак не могли наобщаться. Земфира просила подробнее рассказать впечатления от “Олимпийского”. Я отбросил в сторону привычную политкорректность и честно выпалил: “Зал был полный, и пела ты, в общем-то, неплохо. Со сцены шел драйв, и снаряды в зал летели. Но в меня не попали. Пронеслись над головой. До конца концерт я не досмотрел…”

По идее, в этом месте можно было и остановиться. Но под воздействием “Hennessy” меня понесло: “А это была твоя „блестящая“ идея собрать журналистов на прослушивание альбома, а самой не прийти? И пресс-атташе „Real Records“ объявляет: „Следующая композиция называется “Искала”“. А человек тридцать бухают под твой голос из колонок... Только на фига всё это делать?”

После дежурных вопросов про “Троллей”, Лагутенко и Бурлакова Земфира начала рассказывать про тур. Жаловалась на организаторов, сверхнагрузки, одиночество. “Понимаешь, в группе одни мужики, старые дружбаны… одни и те же разговоры, ничего нового… – Мы незаметно открыли второй “Hennessy”. – Свихнуться можно. Посоветоваться не с кем, поговорить не с кем… Например, написала ночью песню, утром у своих спрашиваю: „Ну как?“ Все говорят: „Отлично!“ И так каждый раз”.

Затем совершенно неожиданно Земфира начала рассказывать про свой последний роман. Я сидел в легком оцепенении – обычно мы таких деликатных тем в беседах не касались. Первый раз в жизни я видел, как Земфиру прорвало… Когда разговор стал совсем сентиментальным, в дверь постучали организаторы и напомнили, что пора выходить на сцену. Зашли музыканты, увидели на столе пустую бутылку. Ничего не сказали – взяли инструменты и пошли готовиться к выступлению.

В “Юбилейном” путь от гримерки до сцены короткий – метров сорок. Казалось, ничего не должно произойти. Со всех сторон Земфиру окружали бойцы ОМОНа, но внезапно какая-то девчонка молнией пролетела мимо охраны и повисла у певицы на шее. И пока Земфира волокла ее до самой сцены, девка в голос рыдала. Обнималась, прижималась и ревела. Земфира стойко делала вид, что ничего не происходит, проявляя завидную выдержку и хладнокровие, – по-видимому, сказывалось спортивное прошлое.

Самое печальное, что менеджмент артистки тоже делал вид, что ничего не происходит. Я на секунду замешкался – у “Троллей” такая ситуация исключалась по определению. Наконец мне удалось подтолкнуть к Земфире лейтенанта, который по-питерски неторопливо начал выполнять свои обязанности. Вскоре ему не без труда удалось отцепить одно тело от другого. Через минуту певица была готова выйти на сцену – только сцена оказалась не готова ее принять. Барабанщик Сергей вдруг обнаружил, что куда-то пропал ключ от ударной установки.

Паузу заполняли всем миром. Одну или две песни спела Рита Митрофанова, еще одну, под гитару, – Земфира. Наконец-то ключ нашли, и концерт можно было продолжить. Кто бы мог предположить, что после двух бутылок “Hennessy” произойдет самое мощное, практически идеальное выступление группы “Земфира”? Через неделю после невнятного “Олимпийского” она взорвала Питер – исполняемое на бис “Небо Лондона” десятитысячный зал пел хором.