Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II

«Я знаю. Я очень многое знаю о тебе. Знаю почти все. Но даже если что-то из твоего прошлого мне все еще неизвестно, я хотел бы тебя выслушать и разделить твою ношу. Ты вечно прячешь все в глубине своего сердца, навешиваешь на него тысячи засовов, возводишь вокруг неприступные стены, роешь рвы и ставишь барьеры. Ты не устал так жить? Разве ты не чувствуешь, как это тяжело?»

Но он был не в том положении, чтобы говорить такое.

Сейчас он всего лишь ученик у ног учителя, поэтому не должен грубить и выказывать непочтительность.

В конце концов, Мо Жань просто прикусил язык и ничего не сказал.

Они долго молчали, и постепенно тело Чу Ваньнина, напряженное, как тетива лука, расслабилось, но все равно он выглядел немного вымотанным. Вздохнув, он тихо сказал:

— Люди — не святые мудрецы, перед волей небес они бессильны. Есть вещи, которые мы не можем контролировать, как бы не пытались. Ладно, не упоминай больше при мне просветленного Хуайцзуя. Выйди, я хочу переодеться.

— …Да, — склонив голову, Мо Жань молча собрал в короб все чаши и пиалы. Уже дойдя до двери, он внезапно обернулся:

— Учитель, вы не сердитесь на меня?

Чу Ваньнин вскинул голову и пристально посмотрел на него:

— За что я должен сердиться на тебя?

— Тогда хорошо, просто отлично. А завтра мне можно прийти снова? – широко улыбнувшись, спросил Мо Жань.

— Как хочешь, — после небольшой паузы, словно вспомнив что-то, Чу Ваньнин быстро добавил, — только в следующий раз не нужно говорить «я вхожу» или что-то подобное.

— Почему? – опешил Мо Жань.

— Хочешь войти, входи! К чему лишние слова?! — Чу Ваньнин опять разозлился. Он сам не знал на что сердится: на Мо Жаня, из-за которого он больше не чувствовал себя чистым и целомудренным, или на себя за то, что не мог ничего поделать с вспыхнувшим на щеках позорным румянцем.

Когда сбитый с толку Мо Жань ушел, Чу Ваньнин встал с кровати. Ему было лень надевать обувь, поэтому он босиком подошел к книжному шкафу и взял с полки бамбуковый свиток. Резко встряхнув его, он наблюдал, как бамбуковые планки раскрылись, открыв его взору первые строчки. От одного взгляда на них, он потерял дар речи, и взгляд его надолго затуманился и потемнел.

Этот бамбуковый свиток перед уходом оставил на подушке Хуайцзуй. На нем было наложено запечатывающее заклятие, и только Чу Ваньнин мог открыть его. Сверху ровным и аккуратным почерком было написано «Молодому господину Чу, лично в руки».

Его наставник, обучавший его, теперь называл его «молодым господином Чу».

Это какой-то абсурд.

Само письмо было не длинным и не коротким. В нем были описаны вещи, на которые Чу Ваньнину стоило обратить внимание после пробуждения. Большая же половина была посвящена исключительно «просьбе».

Великий мастер Хуайцзуй просил его после восстановления сил найти время и встретиться с ним в Храме Убэй на горе Лунсюэ[134.4]. В письме он искренне и слезно молил не отказывать ему в этой просьбе, ссылаясь на свой преклонный возраст, утверждал, что время его на исходе, писал, что, размышляя о прошлых делах, испытывает мучительный стыд и раскаяние.

«Прежде чем этот старый монах навеки погрузится в паринирвану, он надеется снова увидеть государя. Ваше тело по-прежнему поражено той старой болезнью. Зная, что этот застарелый недуг обостряется каждые семь лет, заставляя вас уходить в затвор и медитировать в течение десяти дней, этот старый монах испытывает муки совести. Если государь пожелает прийти на гору Лунсюэ, то этот монах может попробовать излечить ваш недуг. Но сам магический ритуал довольно опасен, и государю нужно привести с собой ученика, обладающего древесной и огненной сущностью, чтобы он смог сопровождать вас и сдерживать ваш дух».

Старая болезнь… гора Лунсюэ…

Чу Ваньнин нахмурился, сжатые в кулак пальцы впились в глубоко в ладонь.

Как это можно излечить? Разрушенное и навечно утерянное на горе Лунсюэ в его четырнадцатый Цинмин[134.5], как это можно восстановить?

Хуайцзуй смог постигнуть все тайны Небес, раз теперь способен зарубцевать даже самые глубокие шрамы[134.6]?!

Он резко открыл глаза, и в центре его ладони появилось золотое сияние. В одно мгновение свиток из прочнейшего пятнистого бамбука превратился в пепел и исчез без следа.

В этой жизни ноги его не будет в Храме Убэй.

Он никогда снова не назовет Хуайцзуя своим учителем.

Чу Ваньнин не успел и глазом моргнуть, как пролетели четыре дня с момента его выхода из уединения. В этот день Сюэ Чжэнъюн позвал его в зал Даньсинь и вручил бумажный свиток с поручением. Одним небрежным встряхиванием развернув свиток, Чу Ваньнин быстро прочитал пару строчек.

— Вы дали это не тому человеку, — сказал он, взглянув на главу из-под полуопущенных век.

— Почему? — Сюэ Чжэнъюн взял у него свиток и перечитал его еще раз. — Никакой ошибки.

— … — Чу Ваньнин прищурился. — Здесь написано: «Помогите крестьянам из деревни Юйлян[134.7] собрать урожай».

— Ты не умеешь?

— …

Сюэ Чжэнъюн вытаращил глаза:

— Что, правда не умеешь?!

От такого вопроса Чу Ваньнин почувствовал себя очень неудобно, и в результате пришел в ярость[134.8]: