Харизма

— Пошляк, — фыркнула Ольга. — Скажи, Алекс?

Я не ответил, я рассеянно смотрел вниз. Шла вторая неделя отдыха, и я уже немножко устал от нашей маленькой компании. Устал от Баранова, не закрывающего рот ни на минуту. Устал от скучного молчаливого Шуршика. Устал от восторженной Ольги. И чего уж тут таить — и от Аленки устал, честно говоря.

— Алеша! — дергает меня за рукав Аленка. — Смотри!

Я рассеянно перевожу взгляд, куда она указывает. Ну горы и горы.

— И чего?

— Смотри — облако!

— Ну облако.

— Оно прямо на нашем уровне!

— В интеллектуальном смысле? — вмешивается Баранов. — Гы-гы!

— Баранов, как ты надоел! — отмахивается Аленка. — Смотри, Леша, видишь — оно висит, маленькое такое?

— Ну вижу.

— Правда, как вата?

Я мысленно вздохнул и ничего не ответил.

— Леша, ну что ты на меня внимания не обращаешь? — хнычет Аленка. — Даже не слушаешь!

— Почему, слушаю. Облако — как вата…

— Я даже больше скажу! — заявил Баранов. — Не как вата, а как эта… как ее… с крылышками… эта…

— Баранов. — Я строго взглянул на него.

— Молчу, молчу, — потупился Баранов.

— А вот бы приехать сюда со своим парапланом! — вдруг сказал Шуршик. — Раздобыть где-нибудь. Научиться прыгать. И приехать сюда. И попрыгать!

— Тащить замучишься, — сказал Баранов. — Вон какой рюкзачище. Тебе своего мало?

— Зато кайф.

Мы помолчали.

— Ну что? — оглянулась на канатку Ольга. — Назад?

— Давайте хоть пива попьем! — возмутился Баранов и кивнул на ларек.

— Внизу попьешь! — закапризничала Ольга. — Алекс, скажи!

Я молчал.

— Ну что, Алекс? Ну давай пива попьем? — спросил Баранов.

— Я за пиво, — сказал Шуршик. — Алекс, ну скажи! Чего ты молчишь?

— Алекс! — дернула меня Аленка.

— Пьем пиво, — кивнул я, и мы направились к ларьку.

Теплое розливное пиво пилось быстро и неувлекательно. Аленка с Ольгой болтали о своем, Шуршик с остановившимся лицом смотрел вниз, на туманную дымку. А мы с Барановым смотрели на двух милых девушек, сидевших на пластиковых креслах под навесом у противоположного ларька. Они пили сок из одного стакана через две трубочки.

— Грудь-то, грудь какая! — вздохнул Баранов вполголоса, чтоб не слышала Ольга.

— У которой? — спросил я. — Впрочем, у обеих.

— Маечки-то, маечки как обжимают, а? Тебе какая больше?

— Черненькая, — кивнул я.

— Ага, — сказал Баранов. — Черненькая получше. Но, и подружка у нее ничего. Гордые.

— Подойдем?

— Ну… — Баранов потупился и искоса посмотрел на Ольгу. — Обидятся наши девчонки. Аленка твоя так вообще…

— Ну как хочешь. — Я отвернулся.

— Смотри, смотри! — потыкал меня локтем Баранов. — На нас смотрят. Все, уже не смотрят…

Ольга и Аленка встали.

— Ну, пойдемте уже! — капризно произнесла Ольга. — Жарко здесь…

— Идем, идем, — сказал Баранов. — Алекс, идем?

— Идем. — Я встал, заметив краем глаза, как девчушки встали и тоже пошли к канатке.

— Шуршик! — Баранов потряс его за плечо. — Хватит на планеристов зырить, сглазишь!

Я пошел к канатке, остальные потянулись следом. На душе было отчего-то нехорошо. И вновь, как бывало не раз за последние месяцы, мне показалось, что кто-то стоит за плечом. Только контур, еле различимый в воздухе. Долговязая черная фигура. Но — не человек, это я чувствовал. И сердце снова ухнуло и забилось вдвое чаще. Я резко обернулся — конечно, никого. Конечно, показалось. Я поднял голову и посмотрел на солнце. Может, активность? Магнитные бури? Аленка подошла и взяла меня за руку:

— Леша, все в порядке?

— В порядке.

— Ну что ты такой?

— Какой такой?

— Ну… такой…

— Все в порядке; Алена. Все в порядке.

— Ну ладно. — Аленка отошла назад, к Ольге. На посадочной площадке толпился народ. Я встал за девчушками. Черненькая обернулась и с интересом посмотрела на меня. Длинные черные волосы до плеч, как ей не жарко?

Я взглянул ей в глаза. Красивые глаза, карие, блестящие, влажные. С такими озорными искорками, ну ты знаешь. Девчушка отвела взгляд.

— А как по отчеству? — спросил я.

— Что? Это вы мне? — Она удивленно повернулась.

— Спрашивать имя у незнакомой красавицы — пошло и скучно. — объяснил я. — Поэтому всегда спрашиваю отчество. Кто вы по отчеству будете?

— Михайловна, — сказала девушка и хлопнула длинными ресницами.

— Михална… — Я покатал слово по языку, звучало красиво. — А из какого города, Михална?

— Из Москвы.

— Тоже из Москвы?

— И вы тоже из Москвы?

Подружка дернула ее за рукав и шагнула к наезжающему сиденью. Михайловна замешкалась, а когда опомнилась, подружка уже плюхнулось на сиденье. Михайловна попыталась обойти и сесть с другой стороны, но каретка уже тянулась к краю, и дежурный по Площадке, загорелый парень с обветренным лицом, остановил Михайловну:

— Куда? Стой! На следующей.

И усадил ее на сиденье, идущее следом. Они уехали — каждая на своей каретке, с пустующими соседними местами.

— Эх! — сказал сзади Баранов. — Быть может, это место для меня!

Я сел на следующую каретку, а рядом со мной плюхнулся Шуршик. Каретка на миг застыла, неуверенно покачнулась и двинулась вперед. Отсюда хорошо смотрелся черный затылок Михайловны. Она повернулась, улыбнулась, помахала рукой, да так и осталась сидеть вполоборота.