Нормально так в игру вошел! Почти половина хитов испарилась от удара о землю. Привет идиоту, который это придумал.
А ведь реально больно. Встать-то хоть смогу?
Матерясь и потирая ушибленный бок, я поднялся на ноги. Вроде цел. И, что приятно, чудищем не стал, ощущения вполне обычные, человеческие. Теперь понять бы, где нахожусь. Ничего похожего на стандартную начальную локацию. Стою босиком в круге возрождения, где обычно персонажи появляются после смерти.
Впереди песчаный косогор, кое-где утыканный кустами, за ним плещет морской прибой, справа прилепились хлипкие мазанки с крышами из пальмовых листьев. За спиной еще несколько убогих домов, а за ними, сколько хватает глаз — пустыня с барханами. Самая настоящая. Именно такой я ее запомнил, когда пару лет назад рассекал с парнями на джипах под Дубаем. Жирный плюс за это веб-дизайнерам.
Похоже, я попал в оазис. Нещадно палит солнце, хотя как оно может светить, если между ним и землей слой густого тумана, для меня загадка.
— Чего встал как вкопанный?! — раздался рядом возмущенный рык. — Быстро работать!
Я обернулся — на меня скалился здоровенный кряжистый мужик, над его головой светилась надпись:
Непись. Прямо как живой: видна каждая морщинка, даже прыщ на щеке. Походу, игра сильно изменилась — графика стала шикарной, гораздо лучше, чем в старой версии. Даже легким запахом снабдили мужика. Класс!
Рожа у него была поистине зверская. Широкий мясистый нос, маленькие глазки под нависшими бровями, лошадиные зубы, с трудом помещавшиеся во рту. Кожа отливала необычным бронзовым оттенком. На нем красовался чешуйчатый доспех, из-под которого виднелась длинная, почти до колен, рубаха. К металлическому поясу со множеством побрякушек крепилась полуметровая деревянная дубина. Голову венчал собранный на макушке хвост, похожий на пальму.
— Ты что, не понял команды? — снова гавкнул Корлин.
— Шел бы ты, дядя, лесо… барханами, если не хочешь, чтобы...
Договорить я не успел, он схватил меня за шиворот и потащил к морю. Фигасе заявочки! Забыв о боли, я начал упираться, но результата не достиг.
Изловчившись, я крутанулся под его лапищей и отскочил с мыслью въехать кулаком в бронзовую зубастую рожу. Однако, окинув противника взглядом, тормознул: он был на голову выше меня и раза в три шире. Но отступать как-то некомильфо. А, ладно, была не была, повеселимся.
Корлин поймал мою руку на лету, заломил за спину и дал такую затрещину, что перед глазами тут же всплыла надпись:
Оплеуха была настолько увесистой, что я пропахал носом песок. В голове зазвенело, словно в нее вживили колокол. Гребаная чувствительность к боли! И это пятьдесят процентов?! Не Мидкор, а хардкор какой-то!
Я вскочил на ноги. Отплевываясь и вытряхивая из-под рубахи обжигающие песчинки, проорал:
— Ах ты, сволочь! Да я тебя сейчас на пиксели размажу!
От следующей затрещины мне удалось увернуться, я отскочил и зарядил гаду по голени. Но разве такую скалу прошибешь? Походу, мужик даже не почувствовал моего лоу-кика, зато тут же прилетела ответка в виде удара под ребра.
В голове зазвенело, я упал на колени, чуть не ткнувшись мордой в песок. Урод, блин! Сюда бы отцовых безопасников, они бы ему быстро втолковали, как надо себя со мной вести.
Он стоял совсем рядом, я с ненавистью посмотрел на бронзовые ноги в коротких сапогах из грубой кожи. И сам не понял, как вцепился зубами в его голень. Во рту появился вкус крови, а Корлин взвыл, точно раненый зверь
— Ах ты пес олнейговский! Удильщику тебя скормить мало! — завопил он и пнул меня со всей дури прямо в живот.
Я повалился на бок, скрючился, судорожно хватая ртом воздух, а он с размаху вдарил по моей голове сапогом. И еще раз, по ребрам. И еще. Все потемнело, перед глазами заметались искры.
Кроме боли и отвратительного хруста костей в моем мире ничего не осталось.
Боль вдруг отступила, и я почувствовал невероятное облегчение. Мир вокруг потерял краски, стал черно-белым, как древний фильм.
Какое странное состояние. Ты вроде есть, но тебя нет.
По окончании отсчета я снова оказался на круге возрождения. А с места стычки ко мне тяжелыми шагами уже шел Корлин.
— Ну? — прорычал он.
Умирать оказалось крайне неприятно. Ощущения были препаршивыми, не говоря уже о боли. Ничего подобного я не мог припомнить. Руки-ноги ослабели и тряслись, в голове звенело, в груди стучал тяжелый молот. Короче, второй раз подыхать мне не улыбалось. Сжав губы и поморщившись от унижения, я коротко кивнул, подтверждая свое согласие идти, куда велит надзиратель.