Харбинский экспресс

Она чем-то напоминала старомосковские пейзажи, а частью — даже Невский проспект. Дома стояли каменные или кирпичные, с вычурными фасадами, с куполами, а некоторые и с бельведерами. Над витринными окнами — полосатые маркизы, а сверху — бесчисленные вывески: «Лучшая мануфактура Цхомелидзе-Микатадзе», «Мебель от Ипсиланти», «Торговый дом Петрова. Скобяные изделия». Проезжая часть вымощена круглым булыжником, по которому как-то особенно звонко цокали копыта низкорослых лошадок, впряженных в разнообразнейшие экипажи. Впрочем, ныне, по случаю раннего утра, немногочисленные.

Но прохожий по сторонам не смотрел. Выглядел он устало — словно всю ночь глаз не сомкнул. Возможно, так и было на деле. Одет был скромно — форменное пальто служащего Китайской Восточной железной дороги (без знаков различия) и фуражка такого же образца. Из-под темных габардиновых брюк выглядывали потертые сапоги. В руке мужчина нес рыжего цвета саквояж, перехваченный грубой бечевкой.

Через полчаса прохожий добрался до Нового города. Пересек Большой проспект с огромными зданиями Управления дороги и Железнодорожного собрания, а перед Вокзальным проспектом свернул в переулок. Здесь и открылась гостиница.

Имела она два этажа. Первый, каменный, покрывала розовая недавняя штукатурка. Второй этаж — деревянный. Но не серого мышиного цвета, каковы без малого все избы в России, а сочного, золотистого — цвета свежего сруба. Вывеска над входом без ложной скромности возвещала: «Харбинский Метрополь».

В вестибюле за стойкой сидел сонный китаец. В облике его имелась особенность: левое ухо напрочь отсутствовало. Волосы, затянутые в пучок на затылке, он отпускал пониже, так что корноухость его была не очень заметна.

За спиной китайца висела табличка на двух языках. Что означали иероглифы, неведомо, однако русский текст утверждал, что служащего зовут Синг Ли Мин.

Увидев вошедшего, китаец вскочил, поклонился:

— Доблая утла, господина!

— Здравствуй, Ли.

— Господина делал гулять?

Мужчина при этих словах слегка передернулся, но ничего не ответил. Он продолжал подниматься по лестнице — размеренно и с заметным трудом.

А китаец повертел головой, проводил постояльца взглядом — пока тот не скрылся на верхней площадке — и понимающе усмехнулся.

На втором этаже начинался широкий коридор со скрипучим полом. По обе стороны тянулись вереницы дверей. Электричества здесь не имелось, его заменяли керосиновые лампы на побеленных стенах. Словом, пейзаж известный: во всякой невысокого звания гостинице непременно его и встретишь.

Мужчина прошел до конца коридора (сквозь окно напротив виднелась краснокирпичная стена мужского Коммерческого училища) и остановился возле двери, на которой было начертано: «Нумеръ 18».

В нумере имелись медная раковина с носиком водопроводного крана, монструозного вида шкаф с треснувшей дверцей, стол и два стула возле окна. Кровать стояла с противоположной стороны, отчего-то за ширмой.

Мужчина распахнул дверцу шкафа и бережно угнездил там свой саквояж. В шкафу все выглядело привычно: обитый черной кожей, с металлическими углами чемодан выглядывал из-под старого мехового пальто. Вот только…

Только стоял он замками вверх. Хотя по давней своей привычке постоялец ставил свой чемодан непременно застежками к полу.

— Странно… — пробормотал мужчина.

Подойдя к окну, он кинул фуражку на подоконник, уперся лбом в стекло.

— Ах, если бы… — прошептал он. — Если бы удалось… А то ведь положительно сдохну в этой дыре. Пять абортов за ночь! Пять! Это, знаете, не шутка!..

Вдали, сквозь зелень молодых кленов, плыли над Харбином шоколадные купола Свято-Николаевского собора. Мужчина привычно коснулся лба трехперстием, но рука (удивительно маленькая для мужчины) дрогнула и застыла.

Он отвернулся. Разделся и повалился в кровать. Сперва сон не шел — то ли мешал свет нарождавшегося дня, то ли еще по какой причине. Однако ж, наконец, постоялец восемнадцатого нумера погрузился в дремоту — тягостную и недолгую.

Не прошло и получаса, как его разбудил негромкий стук в дверь.

Несчастный тут же сел на матрасе. О, этот стук! Он прекрасно знает его значение! Но на сегодня — все. Хватит.

Стук повторился — грубый, настойчивый.

— Черт! — Одеяло полетело на пол. — Черт, черт!

Босые ступни зашлепали к двери.

— В чем дело?

— Вы один? — прозвучало из коридора.

— Да.

— Откройте.

— С какой стати?

— Откройте, пока не поздно. Или околевайте тут, коли охота.

Постоялец замер возле запертой двери. «Харбинский Метрополь» был гостиницей недорогой, однако здесь хамства не допускалось, и приезжие чувствовали себя если не в полном комфорте, то уж, во всяком случае, в безопасности.

Натянув сапоги и накинув пальто, мужчина сбросил щеколду и выглянул. Он увидел двоих, удалявшихся от его нумера. При звуке отпираемой двери оба остановились и обернулись. Один, невысокого роста брюнет в походной кавалерийской форме с погонами штаб-ротмистра, в ремнях, но без оружия, тотчас зашагал назад.

— Ага, решились! Очень правильно. Одевайтесь немедленно, и пойдемте.

— Что происходит?

Вместо ответа ротмистр хмыкнул, подошел к ближайшему нумеру и тихо отворил дверь.