Читаем Харами полностью

Нет, если вы подумали, что взору моему открылся изумительный вид, который исторг из моей груди крик восторга и изумления, то вы сильно ошибаетесь. Отступление тумана заключалось в том, что видимость окружающего пространства с пяти метров увеличилась до пятнадцати - двадцати. При сером свете наш бивак напомнил мне картину разгрома наполеоновской армии: брошенное имущество, застывшие скрюченные тела, брошенное оружие, вывороченные камни и некая странная тишина. Впрочем, тишина стояла недолго. Где-то в тумане что-то затарахтело, и я решил, что это МТЛБ. Просто танков и БМП у нас не было, и ничего другого так тарахтеть не могло.

Этот мерзкий треск разбудил многих. Тела зашевелились. Прямо передо мной поднялся на колени Толя Романцев: глаза у него были мутные и непонимающие. Постепенно они обретали осмысленное выражение, он закашлял, а потом принялся трясти за плечо Алимова. Тот сначала задергал ногами, как припадочный, а потом все-таки встал. Поднялся Крикунов и еще один из номеров моего расчета - Бабаев.

-- Когда жрать будем, товарищ командир? - спросил грубый и вечно голодный Бабаев.

Я посмотрел на него тяжелым взглядом и сказал:

-- Согласно распоряжению капитана Скруджева, кормить будут только тех, кто оборудовал свою огневую позицию. Так что вас это не касается. Пока.

-- Е-мое! - только и ответил изумленный боец. Как я и думал, у него ни на секунду не возникло сомнения в правдивости моих слов. Да, капитан мог выкинуть еще и не такое - и мы все это прекрасно знали.

-- Слышал, Алик? Не сделаем окоп, кормить не будут.

Алик вытер сопли, и деловито спросил:

-- А ломы будут?

-- Какие тебе ломы! - закричал я, - откуда? И кстати, вздумаете камни стволами выковыривать, я вас убью - так и знайте. Оружие - это святое.

-- Ну а чем тогда копать?

Заговорчески Рр понизив голос, я совершенно серьезно сказал:

-- Вы что, не видите, сколько добра разбросано кругом. Пехота тупоголовая все свое барахло вчера пораскидала. Саперки валяются кругом. Подберите по-тихому и вперед. Что непонятного?

Нет, Толя воровать не умел, а вот Алик сразу ухватился за эту мысль (что значит кровь!) - и не теряя времени,отправился на поиски. Алиев очень хотел жрать, а вот мне, как ни странно, есть не хотелось. Я оглянулся на стоящего рядом Костенко, который за весь разговор не проронил ни слова, и спросил:

-- Усек, товарищ сержант?

Он молча кивнул головой и уселся на ближайший плоский камень с отсутствующим выражением на лице.

Я же со скрипом поднялся, и побрел к "шишиге" получить от Васи инструкции и узнать новости. По ходу моего пути я все больше и больше приходил в веселое изумление от происходящего маразма. Мне попадались стрелковые ячейки, вырытые посредине нашего лагеря, направленные в разные стороны, все как одна мелкие, а несколько смотрели друг на друга. Эти чудеса меня несколько развеселили, и я решил, что можно будет рассказать об этом Васе и поприкалываться.

Раца у машины не оказалось. Оказывается, он ушел к расчету Крикунова, и как мы с ним разминулись, ума не приложу! Но, как бы то ни было, обнадеживало уже то, что он вообще где-то рядом, недалеко, а то ведь мог уехать куда-нибудь, например, в штаб. А без руководящих указаний я не мог себе представить своего дальнейшего поведения. Что, сесть и дожидаться с моря погоды? Это не выход. Это уж совсем свинство. Нет, так не пойдет.

Я застал Васю сидящим на грязном ящике, и жующем кусок хлеба. Он с интересом посмотрел на меня, и спросил с набитым ртом:

-- А, появился наконец.

-- Что значит "наконец"?

-- Да я тебя искал, но не нашел. Тут Скрудж совещание собирал - в принципе, тебе по идее тоже надо было бы присутствовать... А впрочем...

Вася затолкал остатки хлеба в рот, вытер губы и решительно поднялся, намереваясь куда-то уйти.

-- Стой! - завопил я, - сначала обрисуй мне обстановку! Ну не могу же я оставаться в неведении столько времени. И кстати, как мне найти мой вещмешок?

Поскучневший Вася криво посмотрел на меня и со вздохом неизбежности проговорил:

-- Ну спрашивай, что именно тебя интересует?

Меня интересовало многое, и вот что мне удалось выудить у Раца.

Во-первых, батальон расположился на трех вершинах, образующих почти правильный треугольник. Блокируемая дорога проходила практически через середину этого треугольника. На нашей высоте стояла первая рота в составе трех взводов и отдельного гранатометного взвода. Кроме того, здесь же были два орудия из артбатареи во главе с Поленым. Ну и конечно же мы - два миномета на двух офицеров.

Во-вторых, штаб и все хозяйственные службы выбрали себе место у подножия той вершины, где держала позиции третья рота. Это было там, откуда нас прошлым вечером Вася подобрал и привез сюда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии