Читаем Харами полностью

Серпантин кончился, мы свернули куда-то, где горы были со всех сторон, и тогда как звон будильника, вырывающий человека из царства прекрасных, или кошмарных, но все же грез, раздался яростный треск очередей. «Шишига» резко затормозила, Пятницкий судорожно одевал бронежилет и напяливал на голову каску, а я передернул затвор у автомата, и, будучи в бронежилете с самого начала путешествия, сразу выпрыгнул из кабины и помчался к передовой машине нашей батареи — к Швецову, так как ни рации, ни даже карты у меня не было.

Бежать пришлось довольно долго, но не успел я преодолеть даже половины расстояния, как звуки стрельбы также резко оборвались, как и возникли. У машины Швецова стояли Рац и Базаев.

— Что случилось? — спросил я, преодолевая одышку.

Мне ответил как всегда сосредоточенный и всезнающий Вася:

— Этот осел Косач увидел наших разведчиков, пробиравшихся по высоте, принял их за дудаевцев и открыл огонь. Хорошо, что Косач такой косой, всего лишь ухо разведчику оцарапал.

— А чего тогда стоим?

— Да вот, комбат спасает Косача от командира разведроты — тот его пытается выволочь из машины и расстрелять на месте.

Мы постояли еще минут пять, когда передние машины тронулись, я остался на месте, и запрыгнул в свою кабину, когда Пятницкий поравнялся со мной. Ему было очень стыдно за свой недавний испуг. Но я подбодрил его:

— Ты каску сними, она тебе сейчас не нужна, а вот броник оставь. Мы скоро въедем в места опасные, а там мало ли что — и одеть не успеешь.

После пережитого страха, глядя на мое спокойное лицо, он подчинился беспрекословно. Так часто бывает — беспечные, расползающиеся во все стороны как тараканы, солдаты в минуту смертельной опасности собираются вокруг офицеров. Они ждут указаний «что делать?» в момент, когда их небольшой опыт не дает им ответов. А собственно, для чего еще нужны офицеры?

Чем дальше мы продвигались в глубь гор, тем сильнее растягивалась наша колонна. Состояние техники, мягко говоря, не внушало особого оптимизма. Периодически то та, то другая машина останавливалась, к ним подъезжала техническая помощь, следовавшая в аръергарде колонны, и техники из ремроты пытались хоть что-то сделать. У нас в минометке пока все шло относительно благополучно: ни одна машина не остановилась, все так и шли друг за другом, а стоявшую на обочине технику других подразделений расчеты в кузовах провожали насмешливым свистом.

Не имея карты, я не понимал, где мы находимся в данный момент. Поэтому постоянно ожидал нападения на колонну. На самом деле это было глупо колонна двигалась еще в глубине Дагестана, но я — то об этом не знал! Мало того, на редких остановках Пятницкий приносил новости, что, оказывается, где-то впереди нас ждут сотни боевиков. Причем по мере дальнейшего продвижения их количество только увеличивалось, угрожая достигнуть размеров полнокровной дивизии. Чем больше их становилось, тем меньше мне в это верилось. Но я не стал разубеждать водителя: от этих слухов он становился все внимательнее и дисциплинированнее, что было совсем не плохо.

А может это кто-то из наших высоких чинов нарочно распускал такие слухи? С целью дисциплинизации нашего обоза? Тогда следует признать, что это был блестящий пиаровский ход — если он как-никак действовал на меня, то про рядовых и говорить было нечего.

Проехав еще пару аулов, мы снова резко встали. Ничего подозрительного не только не наблюдалось, но и не слышалось. Прискакал рядовой Есиков и сообщил мне, что надо идти к Швецову получать сухой паек.

Что ж. Я прихватил по человеку из каждого расчета и отправился за продуктами. Никогда до этого сухого пайка не видел. В части в «тревожный чемоданчик» положен был сухпай. Сколько я его ходил выбивал, сколько заявлений писал… Все без толку. В конце концов купил все в магазине, нашел подходящую коробочку, и загрузил. И на ближайшем же строевом смотре получил втык от начальника штаба бригады за отсутствие стандартного сухого пайка. Ну и черт с ним. Кстати, он лежал у меня сейчас в вещмешке. Но я опять же рассчитывал на худшие времена, потому и не помышлял даже раскрыть его для использования.

А после получения продуктов наконец-то смог увидеть, что же он представляет из себя — стандартный сухпай.

О, неплохо! Тушенка, две банки каши, сахар. Жаль, что хлеба не дали. С детства приучен: без хлеба — это не еда. У нас даже макароны с хлебом ели. Кому-то смешно, а у меня уже как рефлекс.

Короче говоря, не поход, а веселая прогулка. Приятная, живописная местность, вкусная, здоровая пища, ласковое солнце — что еще нужно человеку, замученному нарядами и строевыми смотрами? О, вот что! Не хватает музыки. Не хватает автомагнитолы с зажигательными ритмами зарубежной эстрады. И тогда можно ехать бесконечно долго. И понимать, что процесс гораздо приятнее результата.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии