Харам, любовь…

Оказалось, что Серегин брат, Егор, болен! Передвигается в инвалидной коляске! Почему Серега мне ничего не сказал? Не предупредил? Я очень испугалась, когда увидела этого брата. Ему шестнадцать лет. Он умный парень, симпатичный, учится в школе. На отлично! Совершенно непонятно говорит. Как голубь. Совсем не может ходить. Егор перебирает колеса руками и едет. Колеса сверкают, отполированные его прижатыми друг к другу пальцам. Руки Егора так трясутся, что я боюсь, что они попадут в спицу. Егор и Серега похожи. Только у Сереги волосы прямые, а у Егора – вьются. Еще глаза, у Сереги карие, почти шоколадные, а у Егора – голубые. Только Серега здоров…

Я сдерживалась сильно-сильно, когда видела этого брата!

– Почему ты меня не предупредил? – спросила я Серегу, когда мы вышли из дома. Грунтовая дорога, с полоской травы посередине уходит за поворот. Что дальше – неизвестно.

– Тебе неприятно? – Серега смотрит в траву. Что он там нашел?

– Неприятно?! Причем здесь неприятно?! Я испугалась! – кричу я. Останавливаюсь, дергаю его за рукав. Я хочу, чтобы он на меня смотрел, не на дорогу! Голос мой звенящ и неровен. Как будто по батарее провели металлическим прутком. В глазах закипают слезы, но не сладкие, как у Юльки, а соленые, горькие. В груди бьются хрупкие крылышки.

– Ну, не предупредил! И чего? Испугалась она! Больных не видела, что ли? – Серега тоже кричит. Шоколад его глаз становится почти черным.

– Сереж, я могла не так отреагировать! Я могла же по-другому отреагировать! – Почему он меня не понимает?

– Как? – Серега закуривает. Отгораживается дымом.

– Я могла так испугаться, что он бы заметил! Я могла его напугать, обидеть! – Я плачу и трясусь. Мое напряжение спускается в пятки, а потом – в землю. Серега протягивает мне сигарету. Начинается мелкий дождь, холодает. Серега одевает на меня капюшон.

– Ну ладно, ладно, обошлось же все… – Серега обнимает меня, притягивает к себе, сжимает руки в кольцо за моей спиной. Как бы извиняется. Становится тепло.

– Я все равно не понимаю… – всхлипываю я. Мы продолжаем идти. Поворачиваем направо и оказываемся на сельской улице с магазинами. Магазины разные. Мясо, молоко, хозяйственный, сигареты…

– Пойдем. – Серега берет меня за руку.

– Куда?

– Мороженое есть, вино пить! Ты же на четвертый курс перешла, праздновать будем! Заходим в кафе в виде белого пряничного домика с романтичным названием «Бузан».

– Сереж, если ты не сдашь?

– Сдам! – Серега выпил и его глаза посветлели, он вальяжно развалился на стуле.

– А если нет? Тебя же в армию заберут!

– Не заберут! А может даже и лучше, что заберут!

– Ты чего говоришь? – я делаю глоток вина – кислое! Вот почему с ним всегда так? Ничего не понятно! Никогда не известно, что он сделает в следующий раз!

– Матери не нужно мне будет деньги давать! Она и так на этой работе убивается!

Серегина мать работает сутки через двое. Это тяжело. Муторно. Не знаешь, когда можно спать, а когда нужно работать. Организм сбивается.

– Я же не зарабатываю? Не зарабатываю!

– Ты учишься! Только в компьютерный клуб больше не ходи!

– Не буду, – пьяно соглашается Серега. Но я ему не верю. Мне тревожно.

– Она ждет, что я на работу нормальную устроюсь, деньги ей давать буду!

– А отец?

– Отец умер…

– Ты знаешь, чего я себе простить не могу? – спрашивает Серега и доедает мороженое.

– Чего?

– Что это я здоров! Я, а не он! Понимаешь! Он умный, сильный! А я что?

– Что?

– Слабак! Почему-то я вспоминаю подаренные мной тапочки.

Ох уж эти семейные тайны! Постыдные пятна! Они есть в любой семье. Когда прикасаешься к ним, подходишь близко, слышишь эти истории, начинаешь ощущать их запах, как правило, отвратительный. Тайны смердят. Запах застарелой мочи, крови, неправедно выплеснутой спермы, пролежней или иных ран. Сперва отшатываешься. А потом принимаешь с облегчением – это не у меня! У них! А затем вспоминаешь историю своей семьи. И понимаешь, что ты не в силах пережить, пережевать все, что произошло…Получается, Серега не может пережить болезнь брата.

Домой возвращаемся ночью. Туман забрал в себя все звуки. Фонари светят кисельным фальшивым светом. Рыжие круги разбросаны пятнами тут и там. Мы словно попали в сказку или компьютерную игру, а из-за поворота могут выскочить зомби и монстры. По которым большой специалист мой Серега. Пахнет близкой водой. Серега сильно пьян, качается. Надежда Викторовна встречает нас в темной шали поверх ночной рубашки, с руками, сложенными на груди. В комнате темно. На дощатом полу пятна лунного света. С наших кроссовок стекают грязные лужи.

– Опять?! Сережа! Ты мне обещал!

Серега молча пытается снять мокрые кроссовки.

– Надежда Викторовна, мы просто сессию сдали… – пытаюсь оправдать я нас обоих.

Серегина мама на меня не смотрит. Она смотрит на Серегу. Что на меня смотреть? Кто я для нее? Пустое место…

Спустя два дня я уехала к себе в поселок.

– Мам, я пришла!

– Вижу! Мама моет банки под колонкой во дворе. На маме темный сарафан и старые шлепки. Пальцы ног, покрытые розовым лаком, уехали из разболтанных шлепок в землю. Мама стоит наполовину в обуви, наполовину в мокрой земле.