Характер и невроз

Парадигма насильника может послужить для обсуждения сходства с садистским типом и в том, что этот тип не знает, к чему он стремится. Конкретность желания, которое является излишне чувственным (интерес к сексуальным удовольствиям здесь не сочетается с интересом к человеческим отношениям) - это образ (имидж), через который мы можем понять, как конкретизация здорового стремления к человеческому общению, далекая от ориентации на реальность ситуации (как «реалистические» фаллически-нарцистические претензии), ведет к очевидной утрате психологической реальности. Такая ситуация приводит к сексуализации ориентированной на вожделение личности как результат подавления, отрицания и трансформации потребности в любви.

Как бы все это ни скрывалось за внешней экспансивной живостью, жизнерадостностью и обольстительным обаянием, именно утрата человеческих отношений и отрицание потребности в любви приводят к потере цельности личности и чувства бытия.

Следовательно, энеатип VIII стремится ощущать удовольствия и обладать властью, дающей возможность получать эти удовольствия, однако из-за чрезмерности усилий, затрачиваемых на приобретение этой власти, он теряет способность воспринимать - а ведь способность воспринимать является основой познания бытия. Упрямо стремясь получать удовлетворение там, где можно представить себе хотя бы какое-то подобие удовлетворения, он напоминает Насреддина, который ищет потерянный им у дома ключ на рынке. Углубляя недостаточность своего бытия, он лишь питает свое основанное на вожделении стремление к триумфу, равно как и другие замены бытия.

Глава 5

Ненасытность, обман и «нарцистическая личность»

Энеатип VII ^[125]

1. Суть теории, выбор терминов и место на энеаграмме

В христианском мире ненасытность (gluttony) входит в число семи смертных грехов, тем не менее ее обычное понимание как чревоугодия, обжорства скорее свидетельствует о том, что в сравнении с другими это далеко не самый тяжкий грех. Ее не причисляли бы, однако, к основным греховным склонностям, если бы в первоначальном значении термина gluttony не имелось бы, как и в случае со скупостью и похотью, некоего дополнительного смыслового оттенка. И если понимать чревоугодие более широко - в смысле страсти к наслаждению, то можно с уверенностью сказать, что мы в данном случае имеем дело с тяжким грехом, поскольку подразумевается уклонение индивида от своей самоактуализации; гедонизм связывает душу (psyshe) и создает (вследствие беспорядка в ней) преграды на ее пути к высшему благу (Summura bonum), так что душа попадает в своего рода западню. Можно сказать, что склонность к наслаждению делает человека восприимчивым ко всякому соблазну, и в этом плане становится понятным утверждение Чосера в его «Рассказе священника»: «Тот, кто подвержен греху чревоугодия, не устоит ни перед каким другим грехом» ^[126].

Когда я впервые услышал от Ичазо о протоанализе, он развивал свои идеи относительно его на испанском языке и использовал для характеристики представителя энеатипа VII слово charlatan (исп. болтун) и соответственно для фиксации личности на основе указанной особенности - слово charlatanism. Это слово опять же следует понимать, не ограничиваясь рамками буквального смысла, потому что обжора, чревоугодник - это тот, кто манипулирует объектом с помощью своего интеллекта. Несколько позднее Ичасо характеризовал подобный тип личности выражением ego-plan, напоминающим нам о том, что charlatan - это, помимо всего прочего, и мечтатель, - и действительно, его шарлатанство можно истолковывать в том смысле, что он принимает (или выдает) мечты за действительность. Тем не менее, мне думается, что charlatan-;sm - более объемное и уместное в данном случае понятие, поскольку построение всевозможных планов не в меньшей степени характерно и для энеатипов I и III, тогда как charlatanism несет в себе и другие смыслы, которых там нет: такие как способность к экспрессии, умение убеждать и подчинять себе с помощью слов, искусно создавая в людях преувеличенное представление о своих познаниях. Представитель энеатипа VII не просто человек, постоянно строящий планы, он - интриган, для которого достижение своих целей с помощью хитростей стало второй натурой, - характер, увековеченный Лафонте- ном (который и сам был к этому предрасположен) в образе Лисы.