— Ты можешь сесть здесь? И… позволить мне обнять тебя?
Бабочки вылетают из моего сердца, несутся по венам и попадают в желудок. Они дико трепещут, их крылья заставляют мурашки бегать по моей коже, пока Шон ждет моего ответа. Нервозность во мне хочет задержаться, спросить зачем, разрушая момент, но вместо этого я сглатываю и отталкиваю эту реакцию. Располагаюсь между его коленями, прижимаюсь спиной к его груди и впадаю в экстаз, когда он обнимает меня своими сильными руками.
— Тебе удобно?
На этот раз я ничего не могу с собой поделать и тихонько хихикаю, а когда он спрашивает, над чем я смеюсь, отвечаю:
— Ты ведешь себя так, словно никогда раньше не был с девушкой.
— Так ещё никогда. Не с такой девушкой, как ты.
Если бы он только знал, что уже был со мной когда-то, много лет назад, и гораздо более ближе, чем сейчас. В такую же ночь, на вечеринке вроде той, с которой мы только что сбежали, прежде чем он ушел из моей жизни и забыл мое имя, мое лицо, нашу историю.
Я пытаюсь отогнать это воспоминание, но это трудно, когда его руки обнимают меня, и только один из нас помнит, как наши глаза встретились в первый раз, как соприкоснулись наши губы.
Мой самый первый раз.
— Знаешь, я была влюблена в тебя в школе, — признаюсь я.
Я знаю, что он не помнит, но не могу удержаться от боли или надежды. Мое сердце тянется к нему, пытаясь заставить его вспомнить.
— Неужели?
Я тихонько вздыхаю, когда мое надежда не оправдывается, и Шон проводит большими пальцами по моим рукам.
— Да, — говорю я.
Шон начинает играть с моими пальцами, его трудом заработанные мозоли трутся о мои.
— Не стоило.
— Почему?
— Я не был хорошим парнем в старших классах. — Когда я поднимаю подбородок, чтобы посмотреть на него, он убирает мои волосы со лба и заправляет их за ухо. Его футболка мягко касается моей щеки, голос еще мягче, когда он говорит: — Такой парень, как я, не был бы хорош для тебя в старшей школе.
Я хочу поспорить с ним, но не знаю, смогу ли. И вообще, какой в этом смысл? Я поворачиваюсь, устраиваюсь у него на груди и позволяю ему крепче обнять меня.
— Что делает тебя хорошим для меня сейчас?
— Скорее всего, ничего. Но я все равно хочу тебя.
Часть меня удовлетворенно вздыхает, в то время как другая хочет спросить, надолго ли. До конца этого тура? Пока ему не надоест? На сегодняшний вечер? Навсегда?
— Ты меня совсем не знаешь, — говорю я, но Шон быстро реагирует.
— Я знаю, что ты разговариваешь во сне.
Я отталкиваюсь от его груди и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
— Нет.
— Да, — говорит он с игривой ухмылкой. — Прошлой ночью ты все время повторяла: «О, Шон, ты такой горячий, я так сильно хочу тебя…».
Моя челюсть падает в судорожном вздохе.
— Ты врешь!
Когда он начинает смеяться, я шлепаю его, пока он не обнимает меня и не прижимает к своей груди. Я смеюсь вместе с ним, наслаждаясь тем, как его тело дрожит за моей спиной, а потом просто улыбаюсь.
— Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — просит он меня через некоторое время, и по его голосу я слышу, что он тоже улыбается.
— Иногда я люблю кетчуп в макаронах.
Его большие пальцы перестают скользить по моим рукам, когда я произношу первое, что приходит мне в голову, и он говорит в тихую ночь:
— Черт. Это все меняет. Я думаю, тебе лучше вернуться внутрь.
Я смеюсь, и его большие пальцы вновь приходят в движение, удерживая меня в своих объятиях.
Улыбка по-прежнему в его голосе, когда он говорит:
— Расскажи что-нибудь еще.
— Теперь твоя очередь, — возражаю я.
— Что ты хочешь знать?
— Ты когда-нибудь был на такой вечеринке?
— Как эта? — Я киваю головой на его плече, и он говорит: — Нет. Я бывал на всяких сумасшедших вечеринках, но ничего подобного.
— Если ты подпишешь контракт с отцом Виктории, сможешь получать их каждый вечер.
— А зачем мне это нужно?
Я разворачиваюсь и смотрю ему в лицо, склоняю колени к его бедрам.
— Ты разве не мечтаешь об этом?
Шон кладет руки на потертые колени моих джинсов, вплетая пальцы в нитки.
— Ты имеешь в виду, чтобы кто-то другой указывал нам, что делать? — Когда я жду от него подробностей, он говорит: — Оно того не стоит. Я не хочу, чтобы кто-то говорил мне, что писать, а что нет, или как быстро мы должны все это выложить. Cutting the Line хороши, но сравни их сейчас с тем, как они звучали пять лет назад.
Я точно знаю, что он имеет в виду.
— Их первый альбом был потрясающим.
— И Вэн это знает. — Его пальцы продолжают скользить по каждой щели и прорези на моих джинсах, по каждой из них, как будто ему нужно прикоснуться к каждому дюйму моей обнаженной кожи, хотя я сомневаюсь, что он понимает, что делает. — Он любит эту жизнь, но ненавидит то, что ему приходится делать, чтобы жить так, как сейчас. Отец Вики держит его под каблуком. Это бы убило все для меня и Адама, и я знаю, что Майку и Джоэлю тоже не понравилось бы. — Его пальцы скользят в щель позади моей икры, и я притворяюсь, что не замечаю этого, что не таю от его прикосновения. — А как насчет тебя?
— Мне нравятся вещи такими, какие они есть.
Его улыбка согревает холод ветра на моих щеках.
— В любом случае все изменится. Просто медленнее.