Секунда тишины, а затем каждый из моих товарищей по группе смеется до упаду —громко, вероятно, достаточно громко, чтобы услышал народ снаружи, — в то время как я просто стою там с выражением «о-мой-гребаный-бог» на моем лице.
Неужели я всерьез только что сделала ВЭНУ ЭРИКСОНУ «Мокрого Вилли»?
О боже мой. Да. Я только что сделала Вэну Эриксону мокрого-долбаного-Вилли.
— Зачем ты это сделала? — кричит он на меня.
Все еще с широко раскрытыми глазами, я просто говорю:
— Мне просто показалось, что это то, что нужно сделать…
— Тебе показалось, тебе показалось… — Вэн заикается, отчего парни смеются еще громче. Майк хватается за живот, и его смех эхом отражается от стен зала. Шон и Адам смеются так сильно, что плачут. Вэн перестает заикаться, вытаращив на меня глаза, и говорит: — Ты чокнутая!
Майк воет от смеха, а я просто киваю.
— Немного… Но я хорошо играю на гитаре.
— Ты… — Вэн обрывает себя и его брови сходятся вместе. Изучает меня долгим-долгим взглядом, потом выражение его лица смягчается, и он качает головой. — Ты хорошо играешь на гитаре, — повторяет он, как будто это самая сумасшедшая вещь, которую он когда-либо слышал, а затем хихикает. Когда его лицо расплывается в улыбке, мне удается сдержанно улыбнуться в ответ. — Ладно, Кит. Ты хорошо играешь на гитаре? Давай послушаем, докажи.
Делать саундчек с Вэном Эриксоном и его группой — это еще более нервно, чем играть перед полным аншлагом весь концерт, но, кажется, я единственная, кто так думает. И только когда Адам начинает выкрикивать слова песни Донны Льюис «I Love You Always Forever», у меня нет другого выбора, кроме как расслабиться. Я не могу удержаться от смеха вместе со всеми, и когда Джоэль случайно хрюкает, мне приходится отпустить гитару, потому что я слишком сильно смеюсь, чтобы удерживать ее.
С такой большой толпой, здесь, чтобы увидеть группу, столь популярную, как Cutting the Line, вступительный акт может пойти так или иначе. Зрителям может понравиться наше звучание, и мы сможем заполучить новых поклонников, или же они потеряют терпение и будут плавать в яме, как мертвые рыбы в море.
В первой песне мы получаем в основном дохлую рыбу. Несколько ребят знают нас и подпевают, но большинство просто выжидают, пока Вэн не выйдет на сцену. Затем идет какой-то стеб, во время которого Адам представляет нашу группу, называет наши имена, рассказывает, откуда мы родом. Он объясняет, что случилось с запланированным разогревом, а затем они с Шоном шутят о том, что ехали четыре часа, чтобы попасть сюда на шоу. Они рассказывают всей толпе о моем инциденте с «Мокрым Вилли», дразня меня до тех пор, пока толпа не начинает громко аплодировать, а мои щеки не начинают гореть красным.
К нашей третьей песне мы полностью покорили их. Все подпрыгивают на месте, поднимают руки вверх, кричат во все горло в конце каждой песни, и, хотя большинство из них поначалу не знают слов нашего материала, к третьему разу, когда Адам поет припев, новые поклонники подпевают ему.
Песня за песней, мы обращаем их, и в конце нашего сета Адам заставляет их сходить с ума.
— ВЫ ГОТОВЫ К CUTTING THE LINE?
Толпа аплодирует группе хедлайнеров и нашему потрясающему выступлению, и я практически вылетаю со сцены, в восторге от возможности увидеть Cutting the Line прямо за кулисами. Год назад я бы убила за такое, а теперь это моя жизнь.
Группа Вэна играет более тяжёлую музыку, чем наша, с его бэк-вокалистом, рычащим хардкорную лирику в микрофон, и голосом Вэна, атакующим все стороны зала. Девушки в первом ряду демонстрируют даже больше кожи, чем поклонницы Адама, учитывая, что у всех у них грудные имплантаты, которые примерно на пять размеров больше, чем нужно. Интересно, будем ли мы когда-нибудь столь же популярными, чтобы смотреть на огромные сиськи и играть для такой большой толпы?
Когда рука Шона незаметно прокрадывается в мой задний карман и сжимает мою задницу, я не рискую признать его. Мы с ребятами стоим друг за другом сразу за сценой, и он использует рычаг моего кармана, чтобы привлечь меня ближе к себе. Я сжимаю нижнюю губу между зубами, когда он дразнит меня, а затем, когда не могу больше терпеть искушение и всерьез собираюсь взобраться на него, я просовываю руку под его футболку и провожу ногтями вниз по его спине.
Рука Шона перестает двигаться, и мы оба просто стоим там и изнемогаем. Сегодня у нас должен был быть выходной, и я планировала улизнуть с ним в прачечную или еще куда-нибудь, но вместо этого застряла с его рукой в кармане и ничего не могу с этим поделать.
Когда Шон бросает на меня взгляд, я отвечаю ему тем же, и понимаю, что он видит — меня, с расширенными черными глазами, смотрящими на него с нижней губой, прикушенной между зубами. Он высвобождает руку из моего кармана, как будто собирается использовать ее, чтобы затащить меня куда-нибудь в укромное место, но затем проводит ею по голове и зажимает волосы между пальцами.