Ханский ярлык

И горящие факелы летели на стену, падали в крепость, грозя каждое мгновение пожаром. А круг всадников всё кружился, не убывая, не давая передышки осаждённым, которым, видимо, немало досадили эти горящие пеньковые витени, так как они вынуждены были все силы и внимание уделять тушению этих огней, летевших к ним. Именно поэтому костёр, горевший у ворот снаружи, быстро набрал силу и уже вскидывал огонь выше стен крепости.

Князь подозвал к себе ладожанина, оставшегося при нём:

   — Быстро беги к своим, пусть добавят ещё огоньку к воротам.

Вскоре в костёр у ворот влетели вторые сани с сушняком, огонь запылал с новой силой.

На этом закончился первый день осады. Многие считали, что неудачно. Однако князь, напротив, был другого мнения:

   — Крепость не яичко: разбил, облупил и ешь. Ворота мы ослабили, и теперь от первого же удара тарана они рассыпятся.

   — Так что? Завтра тараним?

   — Нет. Завтра весь день надо их обстреливать пороками и стараться разбить свейские пороки. Пока они целые — нам с тарасами не подойти к стенам.

В темноте по брёвнышку унесены были в тыл тарасы, а заодно и те камни, которые их развалили. Завтра они пригодятся для стрельбы по крепости.

С рассветом началось метание камней из пороков. К ним были приставлены самые искусные стрелки, князь пообещал по десять гривен за каждый разбитый свейский порок.

Беек умудрился найти для своего орудия скрытое место за молодой распустившейся сосенкой, пообещав своим подносчикам:

   — Ну, братцы, двадцать гривен на земле не валяются.

   — Почему двадцать, Беек? Десять ведь обещано.

   — Это за одну, а я хочу две металки разбить. А даст Бог, и с тремя управимся.

   — Типун тебе на язык — как бы свей нас не накрыли.

И началась обоюдная стрельба из пороков. Стреляли по крепости, и она отстреливалась. Камни, прилетавшие от свеев, тут же летели обратно, иногда делая по нескольку оборотов туда и сюда. Подносчики даже начали давать им прозвища:

   — О-о, опять «рыжий поросёнок» вернулся.

   — А вот к нам «щучка» вновь приплыла.

И эти многопудовые «поросята», «щучки», «бабки» и «бараны», прилетая, крушили всё, обо что ударялись, а если попадали в зазевавшегося, то тут же и приканчивали беднягу.

Осаждённые первыми поразили один из пороков славян, зашибив разлетевшимися щепками нескольких человек, обслуживающих машину. Однако, оправившись от испуга, подносчики разыскали валун, обезоруживший их, признали в нём знакомца:

   — Ба-а, это же наша «рюха»!

И, кряхтя, потащили к соседнему пороку.

   — Братцы, вдарьте этой, она удачливая, наш порок в щепки разнесла.

«Рюха» и впрямь угодила во вражеский порок. И наблюдатель, сидевший вверху на сосне, крикнул радостно:

   — Есть одна! Андрей Александрович, одна металка накрылась!

   — Точно? — спросил снизу князь. — Не ошибся?

   — Какой там. И двух стрелков уложила.

   — Кто попал, не видел?

   — Кажись, Беск.

   — Молодец, — потёр довольно ладони Андрей. — Сколько у них ещё осталось?

   — Три, кажись. Я три вижу на заболотах.

   — Ну, наших втрое более. Даст Бог, одолеем.

И действительно, ещё до наступления темноты все шведские пороки были разбиты, хотя и новгородцы потеряли столько же. Были убитые и раненые среди стрелков.

Великий князь сдержал слово. Установив, кто именно попадал в свейские машины, выдал им куны. Беек со своими товарищами отхватил двадцать гривен и по кружке хмельного мёда из княжеского бочонка. И в темноте захмелевшие герои орали удалую песню:

Мы по свеям бьём без промаха,
Попадаем точно в глаз...

Далее шли срамные слова, которые, увы, не мог сохранить нам пергамент, откуда соскрёб их какой-то высоконравственный монах.

В шатёр к князю собрались командиры. Он, так и оставаясь в татарском малахае, коротко оценил день прошедший:

   — Ныне славно поработали пороки. Завтра двинем тарасы, за ними крючников.

   — А если свей за ночь опять отладят пороки? — спросил Андрей Климович.

   — Вряд ли успеют. Но если даже соберут один, ему не управиться со всеми тарасами. В одно время с тарасами ладожане разбивают тараном ворота, они ныне хорошо прожарены и должны рассыпаться от одного удара. И наваливаемся со всех сторон.

Когда князь остался в шатре только с посадником, тот спросил:

   — Андрей Александрович, пошто не бережёшься?

   — Как не берегусь? — не понял князь.

   — Шлем почему не наденешь? А ну стрела ненароком прилетит.

   — A-а, — засмеялся Андрей. — У меня от шлема голова мёрзнет. А в шапке тепло и приятно.

Не хватило у посадника духу снова напоминать, что шапка-то тёплая, но ведь она татарская, чай, глазу славянскому неприятная.

На следующий день, едва начало развидняться, на крепость не спеша двинулись тарасы, в верхней части которых густо стояли плечом к плечу в добрых бронях и только с мечами отборные воины. Строение представляло собой высокий тяжёлый дом, до отказа набитый людьми. Внизу тарасы находились толкачи, двигавшие это громоздкое сооружение. Один из них через узкий продух, прорубленный в поддерева, высматривал путь и негромко командовал:

   — Берём лево... Так... Идём прямо... Теперь чуть право... Тише, тише, не спешим...