Ханский ярлык

   — Фимку срубили... Наши бегут... Стяги кинули... Татары насели... Посадника убили...

Наблюдатель кричал уже без подстегиваний, а внизу встревоженные гриди без команды князя подтягивали поводья, шевелили плетьми, готовые в любой миг сорваться с места.

Афанасий Данилович был в растерянности: «Как же так? Фёдор же обещал, что разнесёт их в пух и прах. Откуда взялись татары?»

Наконец сверху донеслось паническое:

   — Надо тикать, князь.

И наблюдатель, ломая сучья, кубарем слетел вниз, отвязал поводья, вскочил в седло.

Все кинулись было в сторону, но гридь, только что свалившийся сверху, заверещал:

   — Не туда-а! Там татары. Вот сюда, через лес.

Разгром новгородцев был сокрушительный. Даже сам Михаил Ярославич не ожидал этого. Конечно, свою роль сыграли конники Таитемира, врезавшиеся в тылы славян. Но как в дальнейшем выяснилось, новгородский полк был чуть ли не вдвое меньше тверской стороны. Пожалуй, это и предопределило исход сражения. Ратников-пешцев, набиравшихся обычно из мизинных, на этот раз не было, понадеялись на княжьих конников, столь доблестно справившихся с немцами в корелах. Но тут счастье изменило новгородцам.

В скоротечной сече погибли посадник и тысяцкий, но князь Фёдор ускакал. Не оказалось ни среди убитых, ни среди пленных и Афанасия Даниловича.

Вечером у костра Михаил Ярославич, собрав начальников, говорил:

   — Завтра я с Таитемиром скачу следом за остатками их до самого Новгорода. Жало у змеи не вырвано, пока Фёдор с Афанасием на воле. Ты, Иван Акинфович, с Дмитрием остаёшься на костях[200]. Соберёте оружие, коней, телеги, пленных заставите рыть скудельницы и схороните павших.

   — Всех? — спросил Иван.

   — Всех. И наших и славян, чай, тоже православные. После этого погоните полон в Тверь, запрете в порубы. Если явятся покупники, продавайте. Я ворочусь, разберусь с остальными.

   — А я? — спросил Фёдор Акинфович.

   — Ты едешь со мной, Фёдор. Сядешь наместником.

   — Опять? — скис Акинфович.

   — Да-да, опять. Что? Наломал, видать, там дров, да? Оттого и турнули. Да? Ничего, сам свои грехи будешь замаливать.

Отвечать Фёдору Акинфовичу было нечем. Он-то знал свои «грешки» перед Новгородом и «замолить их» не очень надеялся. Оттого и скис.

17. В РАЗОРЕ И В РАЗДОРЕ

Князья Фёдор и Афанасий прискакали в Новгород с остатками дружины и сообщили, что к городу подходит князь Михаил Ярославич во главе татарского войска.

Быстро сбежавшиеся на владычный двор вятшие стали думать: как быть, что делать?

   — Надо вооружать всех и укреплять город, — настаивали одни.

   — Против татар мы не устоим.

   — А что же делать?

   — Надо слать навстречу Михаилу послов, он, как-никак, великим князем считается. Уговорить, умолить не брать нас на щит.

   — Да. Если возьмут на щит, татары весь Торг очистят. Чего доброго, красного петуха пустят. Лепш откупится.

   — Верно. От Дюдени ж откупились тогда.

   — А я думаю, — осенило Лазаря Моисеевича, — надо слать архиепископа Давыда, он всегда к миру зовёт, он уломает Михаила.

   — Верно. Владыку посылать надо.

Отрядили за владыкой Степана Душиловича как самого красноречивого. Выслушав посланца, Давыд сказал:

   — Это что ж? Вы пакостили, а я за вами вылизывай? Так, что ли?

   — Но, святый отче, к городу беда подступила, время ль считаться?

   — Нет, сын мой, к городу подступил законный князь наш. И коль вы его в своё время незаконно извергли, извольте сами идти ему встречь с повинными головами.

   — Но, владыка, мы ж это...

   — И не уговаривай. Тогда не слушались меня, когда Юрия звали, так хоть теперь послушайтесь. Идите к князю Михаилу, кайтесь.

Воротился к вятшим Степан Душилович ни с чем.

   — Владыка велит идти самим к Михаилу и каяться.

   — Это что деется? Уже архиепископу никакого дела до города нет. А?

Но, как ни возмущались вятшие владыкой, а всё ж к тому же и прибились:

   — Надо слать послов.

   — Кого?

   — Ну ясно, Степана Душиловича и Лазаря Моисеевича.

   — Лазарь не подойдёт, — возразил Степан Душилович.

   — Почему?

   — Он Юрия ездил звать.

   — А и верно. Тогда Ивана Дмитриевича, он, кажись, ему, Михаилу-то, сочувственный.

   — Если сочувственный, то тогда Игната надо туда же.

   — Какого?

   — Да Веска ж. Игнат, ты чего забился в угол и молчишь?

   — А чего говорить?

   — Ну как? Тебя хотят послать к Михаилу, ты не возражаешь?

   — Нет.

   — Может, и довольно трёх. Теперь об окупе.

   — О каком ещё окупе?

   — О каком? Думаешь, князь Михаил спустит нам замятию? Тыщи две, а то и более заломит.

   — Двумя тыщами не откупишься. С ним же татары.

   — Да и где ж их взять? Последние в поход князя Фёдора всадили.

   — Небось ухватит за горло, сразу найдутся.

   — Хватит спорить, — вмешался Душилович. — Вы решайте, до каких нам уступать.

Заспорили вятшие едва не до драки. Когда дело кун касаемо, спокойствие трудно сохранить. Однако всё же уговорились на пяти тысячах, хотя все понимали, что и эти будет нелегко собрать. Город в разоре, народ в раздоре.

Посланцы нашли стан князя Михаила на берегу Меты. Он не стал звать их в шатёр, и едва они заговорили о желанном перемирии, как перебил:

   — Выдайте мне головой князей Фёдора и Афанасия, тогда и будем говорить.