Клеть и впрямь была небольшой. Шага четыре в длину и чуть меньше в ширину. У двери справа была глинобитная печка, устроенная по-черному, то есть без трубы. И справа же, за столбом, подпиравшим матицу, было ложе, напоминавшее банный полок. Напротив ложа светилось небольшое оконце, затянутое пузырем, а к нему приткнут стол из грубо тесанных досок, на котором стоял горшок с глиняной кружкой. Стены и потолок были крепко прокопчены. Видя, что его «хоромы» не очень понравились гостям, старик сказал:
— Я могу дойти до рыбака, тут недалеко, у него изба поболе, однако, будет.
— Нет-нет,— сказал Антоний.— Эта нам подойдет. Нам только на неделю. Сколько б ты хотел за нее?
— Да что за нее брать-то, неловко даже,— замялся старик.— Ежели пару ногат али хотя б одну.
— Мы даем тебе гривну.
Старик даже рот разинул от удивления.
— Но с условием,— продолжал Антоний,— ты идешь на Торг, покупаешь корчагу вина или меда и отправляешься к своему куму на неделю. И тут не появляешься. Впрочем, и в городе тебе делать нечего. Согласен?
— Да, да, да,— закричал старик, боясь, что господа еще могут и передумать.
Антоний вынул из калиты1 серебряную гривну.
— Держи, дед, и помни уговор. Неделю мы здесь хозяева, тобой чтоб и близко не пахло. Согласен?
— Согласный, согласный,— бормотал осчастливленный старик,— Для хороших людей я всей душой.
— Все. Можешь уходить.
Старик вышел, толкнув дверь задом, но тут же вернулся.
— Ради Бога простите, господин. Нельзя ли гривну ногатами разбить?
— Это еще зачем?
— Боюсь, на Торге какой злодей узрит, когда я корчагу покупать стану, убьет же.
— Ну что ж, ногатами так ногатами.
Антоний открыл калиту, отсчитал двадцать ногат, подал старику, тот вернул гривну, даже пошутил кисло:
— Хошь раз в жизни в руках подержал.
И уже за порогом, обернувшись, посоветовал:
— Ежели маленько блохи кусать станут, так нарвите вон полыни свежей, подстелите. Они ее боятся.
Старик ушел. Антоний потянулся, вздрогнул плечами.
— Ну, Феофан, надеюсь, ты понял, что я половину дела сделал?
— А на кой нам на неделю эта нора? Мы можем за день-два управиться.
— Надо с запасом, Феофан. С запасом все делать. Можем и за час управиться и уехать, а хозяин явится — наш и след давно простынет. А теперь, Феофан, ты за свое дело берись.
— За какое?
— Как за какое? Заманивай зверя, чай, ты с ним на пиру чашками стукался. Вроде приятели теперь. Зазывай.
— Как?
— Думай, милый, думай. Я насторожил пасть, твое дело приманить его сюда. А уж тут вместе потрудимся.
'Калита — кожаная сумка, кошелек.
I1 Они столкнулись нос к носу, хотя для этого Феофану пришлось покуролесить, выследить Семена Толниевича, выбрать место менее людное и именно там как бы нечаянно налететь на него.
— Господи! — ахнул радостно Феофан.— Никак, Семен Толниевич? Вот удача-то. А мне не с кем и посоветоваться.
— Здравствуй, здравствуй,— сдержанно отвечал боярин, поскольку в лицо-то узнал сотрапезника, но не знал его имени.
— Я Феофан,— подсказал тот,— Неужто забыл уж?
— Как же, как же. Помню. Мы еще с тобой чарками чокались.
— Вот именно. Я о чем хотел попросить тебя, Семен. Дело в том, что я купил здесь на Торге для храма золотой сосуд, принес домой и что-то усомнился: уж золото ли это? Ты человек опытный, взгляни, развей сомненья.
— А где сосуд?
— Да там, в клети у хозяина, где я остановился.
— Где это?
— Да недалеко тут, на берегу. Избушка.
— Хорошо, я приду. Пойду искать попутное судно и зайду.
— Семен, я хотел ныне ж отъехать. Пойдем, только взгляни. Если золото, я тут же уеду, а если нет — мне ж надо найти еще продавца, подсунувшего мне товар.
— Ну хорошо. Я зайду на подворье, дам денег дружинникам на питание и корм коням, только что получил с должника. И пойдем.
Они дошли до подворья купца Давьща Давыдовича, Феофан остался у ворот, а Семен через калитку вошел во двор, прошел на конюшню, нашел старшего гридина.
— Иван, вот держи три гривны. Накупи больше продуктов, коням овса. А я пойду к причалам струг нанимать.
— Скоро вернешься?
— Конечно. Зайду только там на берегу к знакомому, вместе пировали в Переяславле, просит взглянуть на покупку.
— Струг-то поподъемистее наймай. С конями, чай, плыть.
— Я знаю.
Феофан нервничал: «Как бы не сорвалось», ходил у калитки, щелкал пальцами, потирал потные ладони. Наконец появился Семен Толниевич.
— Ну пойдем, что у тебя там... Мне попутно надо струг нанять, пойдем водой в Городец.
— Да, конечно, водой быстрей и безопасней.
Когда подходили к клети, стоявшей на отшибе, даже и это не насторожило Семена Толниевича, еще попенял Феофану:
— Что ж ты, не мог на лучшем подворье остановиться?
— Да мне одному-то много ль надо,— промямлил Феофан, у которого от волнения пересохло горло и сел голос: «Готов ли Антоний? Видит ли, что мы идем?* Антоний был готов. Даже в печке тлел уже конец веревки, предназначенной для грядущей пытки. И едва в полумрак вступил Семен Толниевич, не успевший там рассмотреть что-либо, как Антоний накинул на него удавку и повалил на пол. Вдвоем они быстро управились, поскольку заранее было условлено, что и как делать. Скрутили ошеломленному боярину руки, привязали к столбу.