Ханский ярлык

— Я? Просил? — вытаращил удивленно глаза Кавгадый.— Я был послом великого хана, стал бы просить тебя? Нехорошо, князь Михаил, придумывать то, чего не было.

И Михаил Ярославич увидел, что суд поверил не ему, а своему татарину. И перестал говорить. А когда Чолхан обратил на это внимание, сказал:

— А о чем мне говорить, если вы не верите ни одному моему слову.

Судьи переглянулись меж собой, перекинулись несколькими словами, и Чолхан объявил:

— Можешь отправляться в свою вежу, князь Михаил. О нашем решении будет объявлено тебе позже.

Михаил Ярославич вышел, прошел меж очищающих огней. Уже вечерело. Он шел мимо кибиток в удрученном состоянии духа. Сзади послышалось тарахтенье колес. Он отступил в сторону, дабы пропустить телегу, но возчик, сидевший в плетеном коробе, придержал коней и спросил:

— Князь Михаил Ярославич?

— Да. А в чем дело?

— Садись,— И возчик подвинулся.— Да поскорей.

— Ты кто? - спросил князь.

— Я русский. Фалалей. Прошу тебя, князь, садись. Я друг твой.

И только Михаил Ярославич влез в тележку, в коробок, возчик перепоясал пару лихих коней плетью: «Но-о-о, милай!» Они хватили почти с места в елань, так что тележка моталась за ними, едва не несясь по воздуху.

Вскоре они вырвались из города, помчались по степи. Михаил Ярославич наконец спросил:

— И куда ж мы гоним?

— К свободе, князь. К свободе.

— А ну-ка останови.

— Зачем? Отъедем подальше, пока не хватились.

— Останови. Как тебя зовут?

— Фалалей. Тр-р-р,— натянул вожжи возчик.

Кони перешли на хлынь, потом на шаг и вскоре встали.

— К какой свободе ты собрался везти меня, Фалалей?

— Михаил Ярославич, татары собираются убить тебя. А я хочу спасти. Я сам был в рабах у них. Потом бежал в горы к ясам⁴⁴. Теперь я там свободный человек. Бежим, князь, они примут тебя.

— А с чего ты взял, что меня убьют?

— Да вся Орда говорит об этом. Тебя вызвали на смерть, Михаил Ярославич. На смерть.

— А ты как попал сюда?

— Я был в Брянске тысяцким у князя Святослава. Князь погиб в бою, а меня пленили и пригнали сюда в колодках, сделали рабом. Но Фалалей не из тех, чтоб быть рабом у кого-то. Я бежал к ясам и у них командую отрядом. Едем к ним, князь.

— Ты сказал: князь?

— Да. А что?

— А предлагаешь мне поступить как рабу. Мое бегство будет означать признание моей вины. Я же ни в чем не виноват.

— Неужли ты не понимаешь, Михаил Ярославич, что им ты не докажешь своей правоты. Тебя убьют.

— Возможно, Фалалей, возможно, но зато не тронут моих детей. А если я убегу, мой сын примет за меня смерть. Я этого не хочу.

— Я не понимаю тебя, князь.

— Это потому, что ты один, Фалалей. А у меня дети, княжество. И своим побегом я накличу беду на них. Дети погибнут, княжество татары разорят. Поворачивай назад.

— Но ведь там смерть, князь.

— Прошу тебя, поворачивай назад.

Когда они приблизились к городу, Фалалей остановил коней.

— Дальше я не могу, князь. Меня могут узнать.

— То мчался через город, не боялся, а то...

— Тогда риск мой был оправдан, а теперь... Дойдешь пешком, князь. Не обижайся.

Сысой встретил князя встревоженным:

— Где ты был, Ярославич?

— Прогуливался. А что?

— Татары прибегали и кричали, ругались, что ты вроде сбежал.

— Мало ли чего они кричали. Я выходил в степь.

— Они сказали, что если поймают, то забьют в колодки.

— Ну что ж, пройдем и через это. Христос страдал, а мы чем лучше.

Узбек призвал судей и Кавгадыя к себе:

— Ну и каково ваше решение?

— Князь Михаил достоин смерти,— сказал Чолхан.

И под требовательным взглядом хана все члены суда повторили:

— Достоин смерти.

— Признал ли князь свою вину?

— Нет, повелитель, он от всего отпирается.

— От чего именно отпирается?

— И от того, что отравил Кончаку, говорит, она умерла своей смертью, хотя нам известно, что она была отравлена.

— От кого известно?

— От князя Бориса, бывшего в то время в плену у Михаила.

— Он был на суде?

— Нет.

— Так как же вы узнали от него?

— Он говорил это мне,— сказал Кавгадый.

— Тебе? Гм. В чем еще обвинялся Михаил?

— Он напал на твоего посла,— сказал Чолхан.— И многих наших побил и попленил.

Узбек взглянул на Кавгадыя:

— Это действительно так было?

— Да, повелитель.

— Как же так? Вы выезжали из Орды вместе с единой целью усмирить землю. Как же случилось, что он напал на тебя?

Кавгадый, надеявшийся, что разговор об этом не выйдет за стены суда, здесь растерялся, но быстро нашелся:

— Я отъехал к московскому князю Юрию, а когда возвращался, Михаил напал на мой отряд.

Тень сомнения явилась на лице хана, и это напугало Кавгадыя.

— И потом, повелитель, он хулил тебя.

— Меня? — удивился Узбек.— За что?

— За то, что из года в год увеличиваешь выход, мол, жаден ваш хан.

Узбек взглянул на Чолхана, спросил:

— В этом он признавался?

— В чем?

— В хуле на меня?

— Но...— растерялся Чолхан,— это... об этом мы не спрашивали.

— Так о чем же вы там весь день говорили?

— Мы говорили о нападении его на Юрия и Кавгадыя, о смерти Кончаки, о сокрытии доходов с дани, о его намерении бежать в немцы.

— Ну и что?

— Не сознается.

Хан задумался, потянулся за пиалой, отпил глоток кумыса и опустил в пиалу пальцы, побрызгал кумысом около трона, видимо, в память умерших родичей.