Ханский ярлык

В окрестностях Брянска появились татарские конники. Сперва по два, по три, потом явились дюжиной, обскакали вокруг город и исчезли.

— Худо, князь,— сказал явившийся во дворец воевода Дмитрий Хлопко.— Это татарские разведчики. За ними жди тумена. Надо готовиться.

— Давай вооружай жителей. Будем отбиваться.

— Да. Отбиваться,— вздыхал воевода.— Что-то не упомню, кто у нас отбился от поганых.

— Хорошо. Встретим в поле,— сказал князь.— Коловрат в поле громил их, и весьма успешно.

— Громил-то громил, а как кончил?

— Славно кончил. Даже Батый, сказывают, хвалил его.

— Хых. Мертвого уж.

— Тебя не поймешь, воевода: и в телегу не лягу, и пешком не пойду. В крепости не отбиться, в поле убьют. Что ж теперь велишь? Сразу сдаваться? Лапки кверху?

— Да нет, что ты, князь. Я понимаю, рати не миновать. Но хочется ж удачи.

— Собирай полк побыстрее. Будет и удача.

На следующий день Квач, войдя к князю, сообщил:

— Святослав Глебович, к тебе гонец с грамотой.

— От кого?

— Говорит, от князя Василия Александровича.

— От князя Василия? — удивился Святослав.— Ну давай, где он там?

Гонец вошел, поклонился и, молча вынув грамоту, протянул Святославу. Князь сорвал печать, развернул пергамент. Грамота гласила: «Святослав Глебович, выходи в поле, и пусть рассудит нас Бог. Василий».

— Ух ты,— усмехнулся князь и спросил гонца: — С кем пришел князь Василий?

— С ордой.

— А кто орду ведет?

— Салтан Таир.

— Ну что ж, передай князю Василию, я готов преломить с ним копье.

После отъезда гонца князь призвал тысяцкого:

— Готовь мою дружину, Фалалей, приспел час драки. Завтра выступаем.

— Да у меня они готовы. Коней не хватает.

— Забери у жителей. Говори, после рати воротим.

— Воротим ли?

— Все равно обнадеживай. Нам не отдадут, поганые отберут.

Засуетились брянцы, забегали как муравьи в потревоженном муравейнике. Вооружились всем, что под руку попадало, даже вилами, топорами, а то и просто дубинками. Приходилось спешить, выступление было назначено князем на утро.

Вечером, уже в темноте, появился у князя митрополит Петр.

— Сын мой, примиритесь. Вы же не чужие, чай.

— И ты уже знаешь, священнейший.

— Знаю, все знаю. Умоляю тебя, поделись, уступи ему какой-никакой город. Ведь русские ж вы.

— Мы-то русские, священнейший. Но он-то с татарами пришел. А что касается дележки, то брянцы только меня хотят, о Василии и слышать не желают. Я их поведу, и мы еще тряхнем и Василия, и орду его. А ты, владыка, молись за нас.

Не смог митрополит убедить князя примириться с племянником. Святослав Глебович был уже в бронях и настроен на сечу, никто и ничто уже не могло заставить его повернуть вспять. Он принял вызов князя Василия, ворча про себя: «Щенок. Я научу тебя уважать старших».

После ухода митрополита князь вызвал к себе воеводу и тысяцкого и стал давать им последние наставления:

— Как только выходим в поле, ты, Дмитрий, со своими брянцами остановишься на правой руке от меня, ты, Фалалей,— на левой. Я буду с дружиной в центре. Встану чуток впереди и приму их первый удар. Когда я ввяжусь в сечу, вы постарайтесь крыльями охватить поле сражения и навалиться на них с двух сторон. Князя Василия лучше взять живым, татар убивать всех, все равно их никуда не продашь.

— Это, Святослав Глебович, если они нападут,— заговорил Фалалей,— А что, если они будут ждать нашего удара? Так и будем стоять?

— В этом случае я дам тебе знак трубой, трижды длинно протрубив, и ты со своими конными пойдешь в обход полку князя Василия. Ударишь им сбоку, я — в лоб, а воевода будет довершать.

Наставления Святослава Глебовича дышали такой уверенностью, что воевода Хлопко подумал: «Наверно, победим все же мы».

Сам князь действительно был уверен в удаче, поскольку за год правления своего он завоевал уважение брянцев, так, по крайней мере, считал сам. Да и тысяцкий его, Фалалей, навел порядок в городе, нагнав страху на збродней и татей.

Однако, сколь ни обстоятельно было продумано предстоящее сражение, все началось совершенно иначе.

Едва брянский полк явился в поле, как татары всей силой ударили по правому крылу, поскольку все оно состояло из пеших воинов и для конницы представляло легкую добычу. В первые же мгновения сечи пал воевода, а пешцы, побросав стяги, резво побежали назад и врассыпную, не оказав коннице никакого сопротивления.

И вершние татары, воодушевленные столь легкой победой, с криками «алл-а-а», сверкая саблями, рубили бегущих как капусту.

И все это происходило на глазах у дружины князя и никак не способствовало поднятию боевого духа ее.

Взбешенный столь позорной нестойкостью брянцев, Святослав Глебович понял, что если он будет стоять, то татары, изрубив его правое крыло, ударят ему в спину. Поэтому он, выхватив меч, крикнул трубачу:

— Играй сечу! Ну!

Фалалей, стоявший на левом крыле, тоже видел начало и вполне оценил ход татар: «Все правильно. Смять слабых, напугать сильных. Не дурак этот Таир».

Увидев, как князь повернул свою дружину и ударил на татар, Фалалей понял, что никаких трубных знаков от князя ему уже не дождаться, надо просто идти на помощь Святославу Глебовичу.