"Это глупо, - не сдавался Отец. - Увидишь, - в его голосе прозвучало раздражение, - пройдет немного времени, и никто даже не вспомнит". Ханка оглядела комнату, не забыла ли чего, заглянула в шкаф, взяла чемодан. В плаще подошла к Маме. "Простите, что как-то так..." Мама обняла ее и погладила по спине, но она вся напряглась и отвела мамину руку. Потом подошла к Отцу. "Я вам столько хлопот..." - "Какие там хлопоты. - Отец сжал ее пальцы. - Если что, помни: ты всегда можешь к нам вернуться". Она притворилась, что не слышит. Подошла ко мне. "Ну, Петр, - с минуту на меня смотрела, - не будешь плохо думать о Ханке?" Я только замотал головой. Она взлохматила мне волосы. "А есть хорошо будешь? Обещай". Я кивнул, чувствуя холод в груди. "А где ты теперь будешь жить?" Она не ответила. Застегнула плащ и подняла чемодан. Отец что-то припомнил: "Ты должна попрощаться с Ханеманом". Она остановилась на полпути к двери. "Да, верно, забыла..." Но не пошла сразу наверх, а вернулась в свою комнату и закрыла за собой дверь.
Мы молча сидели в кухне. Отец достал табак и стал сворачивать самокрутку, но бурые крошки посыпались между пальцев, и он, смяв, бросил папиросную бумажку на стол. Я смотрел на зеленый линолеум. Мама поправила волосы. Из Ханкиной комнаты не доносилось ни звука. За окном на ветках березы чирикали воробьи. Ветер пошевелил занавеску.
Скрипнула дверь, и Ханка вышла из комнаты. Она была без плаща, в темном кретоновом платье в желтых и красных цветах. Только когда она шагнула в полосу света, я увидел ее лицо. Красные губы, густо накрашенные помадой, брови и ресницы подведены, глаза удлинены черными штрихами, на щеках белила и румяна. Такой я ее еще никогда не видел. Она казалась выше ростом. На ногах у нее были высокие танкетки на пробке. Красные бусы, плотно обхватывающие шею, будто узким глубоким надрезом делили ее пополам.
Мама даже встала из-за стола, но Ханка быстро пересекла прихожую, и через минуту мы услыхали ее шаги на лестнице. Она поднималась наверх медленно; потом постукиванье танкеток смолкло и раздался стук в дверь.
Никто не отвечал, Ханка постучала еще раз, нетерпеливо, словно давая понять, что долго ждать ей некогда, щелкнул замок, дверь открылась, я услышал голос Ханемана, но слов разобрать не сумел... Ханка его перебила, заговорила очень быстро, оборванные фразы, я ничего не мог понять, потом крик, Мама с Отцом переглянулись, Отец вскочил со стула, побежал наверх, какая-то возня, снова крик...
Взбежав на второй этаж, Отец схватил Ханку за руку и оттащил от дверей Ханемана. Волосы у нее растрепались, по нарумяненным щекам размазалась смешанная со слезами черная тушь. Отец схватил ее за плечи и сильно тряхнул, но она продолжала кричать: "Ты... ты, фриц... ты... кто тебя просил... зачем полез... чтоб тебе..." Потом захлебнулась кашлем и долго не могла отдышаться. "Я не хочу жить... оставьте меня в покое... не хочу жить... чтоб вы все..." Отец заломил ей руки за спину, но она, зажмурясь, мотала головой, рот превратился в пурпурное пятно с рваными краями...
В дверях стоял Ханеман, трогая пальцами щеку.
Возле губ тоненькая синяя царапина.
Нетушки!
И все-таки Ханка осталась с нами. После того как она "попрощалась" с Ханеманом, ясно было, что родители не отпустят ее из дома по крайней мере несколько дней, а дальше будет видно. Когда Отец привел ее вниз, она, сотрясаясь от плача, бросилась на кровать. Я, заткнув уши, убежал в свою комнату - так это было страшно. Потом Мама застелила кровать свежим бельем, жестко накрахмаленным, пахнущим засушенными лепестками шиповника, и заставила Ханку лечь.
Она проспала всю вторую половину дня, всю ночь и еще все утро. Мама несколько раз заходила к ней проверить, не случилось ли чего, потому что Ханка, уткнувшись лицом в подушку, раскрасневшаяся, с распухшими губами, дышала так, словно с трудом продиралась сквозь вязкие слои сна. Волосы слипшиеся, наволочка измазана помадой, на щеке пурпурные разводы, как царапины от колючек. Просыпаясь, она просила пить, и Мама поила ее липовым отваром, поскольку считала, что у нее жар, и даже хотела послать Отца за доктором Бадовским, но Ханка - как потом объяснила - именно таким способом изгоняла Нечистого. Все из нее выходило через кожу. Пришлось даже два раза менять ночную рубашку, темную от пота.