Хан (ЛП)

Мужчина нарезал кольцами лук и оставшийся вчерашний запечённый картофель, что был у них вчера на ужин. Высыпав их в другую сковороду, он помешивал их, пока они не обжарились, нагревшись. Наблюдая за Моникой, что готовила вторую порцию омлета, Хан, попросив их, получил четыре тарелки.

К тому времени, как еда была приготовлена, Моника шутила о доверии, а его братья смеялись над ней. Хан был рад, что никто не упоминал о её первой неудаче.

— Как работает твоя связь? Ты уже разобралась, как общаться со всеми нами, или ещё нет? — Себастьян посмотрел на Хана, когда тот продолжил: — Я всё ещё не решил затруднения с Кэйтлинн — у неё есть привычка блокировать, когда она не в настроении.

— Какая связь? — Девушка поддела ещё один кусочек яйца, посмотрев на него. — Я думала, что Кэйтлинн хороша с компьютерами.

Мужчина рассмеялся, подойдя к ней.

— Он имел в виду то, как мы общаемся. У нас есть собственная частная линия для общения, и мы будем иметь одну со всеми ими, с моей семьёй.

Он заглянул в её лицо, когда Моника не ответила. Но когда девушка отложила вилку, посмотрев на Себастьяна, мужчина рассмеялся.

— Она меня не понимает. Рид?

Тот тоже кивнул, ухмыляясь ей, будто она была только что выигранным им призом. Когда Моника обернулась к Хану, заглянув в её лицо, он понял, что Престон пытается. Он вновь мысленно соединился с ней.

— Следуй за этим ко мне. У тебя должно получиться отправить мне мысли в любое время, — мужчина почти сказал ей, что не стоит так усердствовать, когда ощущение тела и любви захлестнуло его. — У тебя получилось, детка. Идеально. Ты можешь говорить со мной?

— Я не знаю, от этого у меня болит голова. Я могу… Я могу разговаривать и с Уокером. Он с Маршаллом и Президентом. Он говорит сказать тебе, что хочет завтра омлет.

Моника улыбнулась ему.

— Скажи Уокеру, что он может сделать его и сам…

Она мысленно оборвала его, и сейчас он отнёсся к этому спокойно. Его больше беспокоило то, что Моника разговаривала с Уокером.

— Не Уокер, а Президент. Он хочет омлет. Уокер сказал, что для него приготовит его жена.

Хан не пошевелился.

— Ты хотела сказать: Уокер сказал тебе, что Президент хочет омлет. Ты подразумеваешь, что он передал эту информацию тебе?

Престон покачала головой.

— Моника, милая, ты не можешь разговаривать с другими видами. Только с пантерами.

— Не понимаю тебя. Я разговариваю с Президентом, и его советник, Маршалл, сказал, что тебе стоит поверить этому. Уоррен говорит, что позвонит тебе прямо сейчас.

Телефон Хана зазвонил, и мужчина едва не схлопотал сердечный приступ. Когда он ответил, то удивился прозвучавшему смеху.

— Безусловно, она говорила со мной, с нами двумя. Как, чёрт возьми, у неё это получилось? — Хан ответил, что не знает. — Ну, мне стоит сказать тебе, что ты бы очень помог мне, если бы одалживал её для особых случаев. Это решило бы большинство дел с другими, если ты понимаешь, о чём я.

Хан кивнул.

— Думаю, решило бы. Я понятия не имел, что кто-то способен на это.

Боуэн взял свою пару за руку, осознав, насколько та была холодной. Он поцеловал её ладонь, улыбнувшись Монике, на самом деле испытывая за неё страх. Люди могут убить её за то, что она может делать.

Закончив разговор с Уорреном, они все принялись за уборку кухни. Моника была тиха, но мальчишки сполна компенсировали её молчание. Хан понимал, что они услышали о том, что произошло, но решили промолчать. Когда они вышли из кухни, поблагодарив девушку за завтрак, Престон присела.

— Я в беде? Потому что, если это так, я бы хотела знать это, — она ударила кулаком по столу. — Прямо сейчас, Хан.

— Почему ты должна быть в беде? Я имею в виду, мне страшно за тебя. Если другие виды узнают, что ты можешь подслушивать то, что предназначено для их стай или групп — они могут разозлиться, но ты не в беде.

— Тогда расскажи мне, почему я могу это делать. Я хочу знать, почему ты выглядишь так… будто тебе стыдно за меня, потому что я могу разговаривать с Уорреном.

— Будто мне стыдно? За тебя? Никогда. Господи, что уж я бы не хотел знать, так это то, что думает тот, с кем я разговариваю. Если они планируют напасть, или их пять сотен на моём крыльце. Но пристыженным? Нет. Я люблю тебя, — он опустился перед ней на колени. — Ты такая замечательная и особенная для меня, что я не могу обуздать это, но ты будто околдовываешь меня каждый раз, стоит мне взглянуть на тебя.

Она рассмеялась.

— Ладно, это был немного перебор. Хорошо, но излишне.

Хан поцеловал её.

— Я работаю над этим. Будь ко мне снисходительна, ладно?

ГЛАВА 10