Хан Кене

Да, нигде нет таких песен, как в Сары-Арке!.. Кенесары глубоко вздохнул. То, что предвидел он каким-то непонятным чутьем, уже происходит. Не обманули его прошлогодние успехи. Сразу же после них с новой силой начались грызня между биями и аксакалами родов аргын, кипчак, шекты, шомекей. Очень суровой выдалась и прошедшая зима, так что многие аулы голодали. Нечего ждать нового притока джигитов…

Самым чувствительным ударом для него было строительство укреплений на берегу Тургая и в Улытау. Дело было не просто в присутствии войск, которые в любую минуту могли теперь вмешаться в его борьбу с враждебными султанами. И не такую уж большую территорию по сравнению со всей степью занимали переселенцы и казаки. Древние пути отгонного животноводства были всему причиной…

Полжизни, от рождения до самой смерти, проводили казахи в кочевке. Лишь только начинались дожди и с севера задували холодные ветры, тысячи аулов снимались со своих мест и вместе со скотом начинали двигаться по многочисленным поймам рек, речек и оврагов с севера к югу. Словно перелетные птицы, из века в век шли они по одним и тем же путям, закрепленным за каждым родом. А возвращались вместе с весной. И вот как раз в самых узловых местах древних путей начали строить укрепления…

Месяц, полтора или два не спеша двигались аулы, а десятки, сотни тысяч лошадей, овец, верблюдов паслись по дороге. Но вот на пути вырастало укрепление, а то и новый городок, и, как неожиданно встретившие препятствие испуганные птицы, начинали метаться кочевники. Для людей, может быть, и хорошо было найти жилье, отдохнуть, но скот на добрых два-три перехода полностью лишался кормов. Начинался мор, который ничем уже нельзя было остановить…

Потом уже научились казахи заранее заготавливать корма, стали переходить на оседлое животноводство. Но тогда, в самом начале, степь смотрела на это как на катастрофу

* * *

Кенесары снова запросил мира у оренбургского военного губернатора. В письмах своих он уже отказывался от прежних «аблаевских» притязаний на самостоятельность и просил лишь оставить под его управлением территории, не включенные пока в генерал-губернаторства. Он писал Обручеву и Горчакову, что просит принять в российское подданство подвластные ему роды и племена, а если образуют для него приказ в Улытау, то обязуется верой и правдой служить России. Послания свои он передавал через посредников — Шормана Асат-оглы, Баймухаммеда Жаманчи-оглы, Турлыбек-султана и офицеров связи Герна и Долгова.

Даже генералы Обручев и Горчаков, знакомые с положением в степи обескураженные прошлогодними неудачами Жемчужникова и Дидковского, склонны были согласиться с его предложениями и произвести для начала обмен пленными. Но тут вмешался лично самодержец.

Царь Николай I давно уже устремил свой взор на среднеазиатские ханства и не хотел иметь между ними и собой хоть сколько-нибудь самостоятельных или буферных территорий. Еще год назад он собственноручно начертал на докладе графа Киселева о внутреннем положении Букеевской орды резолюцию: «В одном царстве не может быть другого!». Это, по существу, предопределило и политику в отношении Кенесары…

Генерал Обручев внезапно прервал всякие связи с Кенесары и приказал ему разоружиться. Перед лицом многочисленных и могущественных врагов это могло означать для него только верную гибель…

В это время произошло еще одно событие, окончательно решившее исход дела. Два крупнейших степных феодала из родов аргын и найман — Ерден Сандыбай-оглы и Аккошкар Кичкентай-оглы — прослышали о переговорах, ведущихся между генералом Обручевым и Кенесары. Это были неимоверно богатые люди. Принадлежавшие им земли простирались от Атбасара до самой Сырдарьи и включали поймы рек Каракоин-Каширлы, Есиль, Терсаккан, частично — Кара-Кенгир, Сары-Кенгир и Сарысу, предгорья Аргынаты, Кишитау и Улытау. Поговорки и песни слагали в народе об их богатстве и могуществе. Вот что пели о Ердене:

Есенбая сынки щеголяют в мехах —

Что Ерден, что Дузен — в лисах и соболях.

Скот считать не умеют по головам,

А считают по сотням да косякам.

Не менее красноречиво воспевались богатства Аккошкара:

Он из горных алтайцев, тот богатей,

Всех вокруг подчиняет он воле своей.

Пьет из озера возле аула его

Сорок тысяч! Вскипает вода кумысом.

Как богат Есенбай, пораскинь-ка умом,

Если враз в Оренбурге пятьсот рысаков,

Не торгуясь, продал он одним косяком.

Сорок тысяч! Вскипает вода кумысом.

А озер таких много десятков кругом.