— Людям не себя жалко, а семьи. Страх лишиться всего самого дорогого, даже потомства, заставит их следовать за мной. Ты, поляк, не поймешь этой мудрости. Я ведь для их же пользы!..
Иосиф Гербрут внимательно посмотрел на Кенесары. Да, этот человек искренне верил в свое предназначение, и лишить его этой веры можно было только вместе с головой. Ничего нет опасней таких людей!..
— Позвольте спросить тогда, Кенеке… Если, по-вашему, все держится на страхе, то почему бий Балгожа не присоединяется к вам, несмотря на свои сожженные аулы?
— Он подобен гиене и боится русских… Чернь казахская всегда труслива. А Балгожа, хоть и бий, происходит из «черной кости»!..
— Из кого ваши самые мужественные сарбазы, Кенеке, и что бы вы делали без них?.. Сейчас вы думаете удержать людей при себе силой страха. Но люди могут отшатнуться от вас… Лучшие люди. И что вы сделаете с одними тюре?..
Кенесары вдруг помрачнел и уже не старался скрыть свое настроение.
— А ты, несмотря на то что чужой среди нас, разбираешься кое в чем получше Таймаса с Абильгазы… — Впервые за долгие годы знакомства Иосиф Гербрут увидел, как Кенесары попросту присел с ним рядом на обломке дувала. — Что же мне остается, кроме сбора людей под свое знамя под страхом смерти? Десяток тысяч сарбазов, что у меня, и кокандского хана не одолеют!..
Смотри, сколько у него одного крепостей: Эрмазар, Наманган, Андижан, Ош, Тахты-Сулейман, Шахрия, Ангара, Кураша, Ходжент, Ура-Тюбе, Ташкент!..
Иосиф Гербрут слушал с возрастающим изумлением… Этот человек еще мечтал о большой войне!..
— Оренбургское начальство по чьему-то доносу обвинило меня в том, что я без его разрешения принял хивинский подарок — пятнадцать ружей и аргамака… — продолжал Кенесары. — Это я взял у хана Аллакула. Теперь он умер, а сын его, хан Рахманкул, прислал мне уже трех аргамаков и снова ружья с боеприпасами… Что же, у хивинцев неплохие ружья и лучшие на свете аргамаки. Но почему оренбургские генералы считают Кенесары таким мелким человеком? Если я принимаю подарки и даю хивинскому хану кое-какие ни к чему не обязывающие заверения, то это еще ничего не означает. Пока что он прыгает под мой барабан и грызется с эмиром. Пусть грызутся друг с другом оба высоких хана — кокандский и хивинский вкупе с эмиром Бухары, авось и нам что-нибудь перепадет. Сейчас каждый из них заигрывает со мной, но я не поддамся им: ни ханам, ни эмиру. Уж правда, если служить, то льву, а не шакалам!.. Но только российский лев хочет волка Кенесары переделать в бессловесного барана. Чего я добился, ведя переговоры с Оренбургом? Лишь того, что отобрали мою жену Кунимжан с детьми… — Кенесары побагровел, голос его впервые сорвался на крик: — Нет, не баран я, чтобы молчать под ножом! Уж так волком завою напоследок, что перепонки кое у кого лопнут! Заставлю их считаться с собой, а если нет, то хоть погибну по-волчьи!..
Иосифу Гербруту стало вдруг жаль этого ослепленного человека, страшного в своей свирепой ненависти.
— Неужели вы до сих пор не убедились, что все это неосуществимо? — тихо спросил он.
— Нет, не убедился… — сказал Кенесары каким-то упавшим голосом.
Потом Кенесары встал, долго смотрел в степь. Глаза его снова были бесстрастны.
— Ты правду сказал — Теперь он говорил, как всегда, спокойно. — Казахи начнут разбегаться, когда увидят, что я не в силах вернуть им пастбища. Но я не дам им разойтись…
— Каким же образом?
— Народа, который не желает сражаться под знаменем Аблая, мне не нужно!
Так просто было это сказано, что Иосиф Гербрут вздрогнул. Он знал, что у этого человека слова не расходятся с делом. И еще подумал ссыльный польский поэт, что если на беспощадные стальные клинки были похожи Чингисхан или Хромой Тимур, то нынешний потомок их напоминает обломок клинка, закаленный в человеческой крови. Неужели через столько веков проявляется злая наследственность? В том, что Кенесары теперь не моргнув глазом потопит в крови непокорные аулы, можно было не сомневаться…
Так и получилось. За время мятежа, по статистике царского правительства, Кенесары было разграблено и сожжено сто семьдесят пять аулов и убито свыше пятисот мирных жителей. Почти все эти грабежи и убийства приходятся на последние годы его жизни…
Иосиф Гербрут решил подойти с другой стороны:
— Но если вы совершите набег на аулы Алтынбая, то возможны любые меры в отместку. Не забывайте, что Кунимжан с двумя вашими детьми находится у них. Когда прольется кровь в ауле Алтынбая…
Кенесары сделал отметающий жест рукой:
— Ты хочешь сказать, что Аршабок и Обрыч убьют мою жену и сыновей?.. — Он назвал Горчакова и Обручева с казахским выговором. — Нет, они не сделают этого… А если бы даже и сделали, то у нас ведь тоже есть их пленные. К тому же они не очень грустят, когда мы воюем друг с другом. Ну, а в случае чего, то пусть…
— Что пусть?