Он не стал настаивать, просто продолжил путь, а я подобрала подол, сцепила зубы и осторожно двинулась за ним, держась за низкий полуразрушенный бортик. На той стороне за кустами раскинулась небольшая поляна.
– Это произошло здесь, – продолжил Бодуэн как ни в чем не бывало, когда я его нагнала. – Двенадцать веков назад окружающая нас местность была безводной. Когда йоумены спустились в долину, при Конраде оказалась лишь его верная гончая, Сайара, а их отряд насчитывал не меньше сотни воинов…
Ну разумеется. На меньшее легенды не согласны.
– …Мой предок понял, что ему не уйти живым, и воткнул меч в землю, дабы вознести на перекрестье последнюю молитву Праматери. – В кустах неподалёку от нас замерла косуля, блестя бархатистым глазом и словно прислушиваясь к рассказу. Бодуэн вышел на середину поляны, смотрясь до странного гармонично в этом уголке дикой природы в своём длинном одеянии и с похожими на мех волосами, и провёл прутом по земле. – Но по счастливой случайности именно под ним проходила лей-линия, и когда он всадил оружие в землю, оттуда начал бить источник чистейшей воды. Она буквально смела вражий отряд, а тех, кто не утонул, растерзали звери, привлечённые новообретённым даром Конрада от разбуженного Покровителя. В тот вечер закат над долиной увидели лишь Конрад да Сайара. Под алыми небесами вода тоже казалась алой, а на вкус и по сей день остаётся солёной из-за пролитой тогда крови, поэтому непригодна для питья. Она била из-под земли до тех пор, пока вокруг не образовалось озеро.
– Хидрос? – небрежно спросила я, на деле слушавшая очень внимательно.
Бодуэн кивнул.
– Да. А вот оттуда, по легенде, и бил источник. – Он указал на что-то вроде купели из грубо тёсанных глыб.
Я подошла ближе и заглянула в сухой зев. Внутри копошились жучки.
– Здесь нет никакой воды.
– Её с тех пор и не было. – Регент встал напротив и опёрся руками о края чаши. – Это место огородили уже гораздо позже.
– И какова мораль этой легенды, Ваше Высочество?
Он пристально посмотрел на меня поверх купели.
– Суть легенд не в морали, миледи. Напротив, редкая из них обходится без рек крови, и чем они полноводнее, тем дольше легенду помнят. А что в этом морального?
– И много памятных легенд создали вы? – не удержалась я и тут же прикусила язык.
Бодуэн холодно улыбнулся.
– До славного предка мне далеко.
Я отвела глаза и подцепила листиком жука. Он повисел на краю и упал обратно, барахтаясь на спинке.
– Вы так и не сказали, в чём цель легенд.
– Развлекать, а ещё подпитывать гордость тех, чьи предки там фигурируют, – усмехнулся регент, побарабанив пальцами по камню.
Браслет из заплетённой в косичку лески блеснул в лучах догорающего солнца. Прекрасно помню это украшение. Надо же, Бодуэн до сих пор его носит… Почему-то незначительные детали запоминаются. Ты можешь с годами забыть лицо самого близкого человека, но будешь в мельчайших подробностях помнить вышивку на его платье.
– У меня получилось? – спросил Бодуэн, откинув голову и с прищуром глядя на меня.
– Что получилось, Ваше Высочество?
– Развлечь вас.
– Более чем. А сейчас, с вашего позволения, я хотела бы вернуться. Уже поздно, и брат будет за меня волноваться.
– С чего бы? Ему ведь скажут, что вы со мной.
Вот именно.
Я снова посмотрела на руки с длинными сильными пальцами и вдруг вспомнила, как они стискивали зад Мод. А ведь достаточно сказать несколько слов, и он сломает мне шею прямо здесь, в этом редко посещаемом уголке сада. Впрочем, зачем ему мараться – позовёт своих маленьких друзей.
– Я пошутил, идёмте. Иначе Тесий заподозрит меня в намерении увести его даму, – легкомысленно заявил Бодуэн, прежде чем я нашлась с ответом.
Мы двинулись в обратный путь, но не успели пройти и двадцати шагов, как он резко вытянул руку, останавливая меня.
– Что вы…
– Тсс, смотрите!
Я проследила направление и заметила на земле какой-то рыжий мех. Приглядевшись, различила лежащего на спине зверька навроде лисицы, только уши-раковины крупнее, с чёрной бахромой по краям, мордочка острее, а конечности с короткими пальчиками.
– Кто это? Лиса?
– Нет, вульпис. Крайне редкий экземпляр, даже мне за всю жизнь повстречался лишь однажды. – Бодуэн усмехнулся чему-то себе под нос.
Закрытые глаза, неподвижная поза со страдальчески вытянутыми окоченевшими лапками, вывалившийся набок язык и бурые пятна на меху говорили сами за себя.
– Он мёртв?
– Не больше, чем мы с вами, но хочет, чтобы все так думали. Он охотится, не спугните. – Бодуэн встал у меня за спиной, положил руки на плечи и, наклонившись к уху, зашептал: – Сперва он выбирает место, где бы поживиться, затем обмазывается красной глиной, которую издали можно принять за кровь, и замирает, почти не дышит, чтобы все решили, что он умер. – Прядь у виска шевельнулась от последнего слова.
Тяжёлые ладони буквально пригвоздили меня к земле, обездвижив. Я не заметила, как сама задержала дыхание, наблюдая за вульписом и слушая шелестящий голос, от которого приподнялись волоски на шее. Спина горела жгучими мурашками, невыносимо хотелось передёрнуть лопатками.