Хамелеонша

В конце дня мы помогали королеве приготовиться ко сну и расходились: фрейлины – в отведённую им общую комнату, я – в свою. Когда всё стихало, являлся Людо. Мы складывали все наблюдения и добытую информацию, делились соображениями и засыпали обычно за полночь. Уходил он под утро. Большую часть дня Людо был вынужден торчать на конюшне во внешнем дворе, ухаживая за чужими животными, начищать чужое оружие, выполнять чужие распоряжения и сдерживаться. Ещё он тренировался каждый свободный миг, восстанавливая форму: разминался утром и вечером сам и тренировался с остальными оруженосцами, гарнизонными солдатами и наёмниками, катался верхом. Как ни крути, брат обладал большей свободой передвижений, чем я. Вскладчину получалась почти полная картина: я изучала замок изнутри, он снаружи.

Ещё мы, конечно, соблюдали осторожность: ели только то, что до нас попробовали другие, держались в стороне от склок и драк и приглядывали за рыцарями, прибывшими вместе с нами. Они отбывали назад к леди Катарине в конце недели, а значит, все это время над нами висела угроза. Ещё это значило, что нужно найти способ, спровадив их, самим остаться в замке. Наблюдая за людьми Венцелей, я не подмечала никаких признаков опасности и в конце концов засомневалась в своих подозрениях: может, леди Катарина и впрямь собирается сдержать слово и отпустить нас с наградой? В любом случае, это тоже не входило в наши планы.

Артур пока больше не появлялся – прятался.

– Пожалуйста, Людо, позволь ему изредка навещать меня…

– Нет! А если бы его кто-то увидел?! У этого недоумка каша вместо мозгов, но где были твои?

– Никто не видел и не увидит. Обещаю встречаться с ним только в комнате, мы будем очень-очень осторожны.

– «Нет» я сказал.

– Он ведь тоже мой брат…

– Как ты можешь любить его? Он слаб и всегда таким был.

– Он не слаб, просто… другой.

Ведь иначе я не смогу любить Артура. Нельзя любить слабого.

Подруг у меня так и не появилось, хотя это было бы полезно. Частью стараниями леди Жанны, не простившей мне тот гребень, частью из-за изолированной комнаты, вызывавшей раздражение и зависть, но в основном потому, что для меня всегда оставалось загадкой, о чём они болтают. Как-то раз нарочно прислушалась к сидевшим поблизости.

– А он такой говорит: ваши глаза цвета моего разбитого сердца. А я ему: считаете меня упырём?

– Ты жесто-о-о-ка, Адели!

Та довольно ухмыльнулась и послюнявила палец, крутя нить.

То, что леди Йосе отведена роль даже меньше, чем ничтожная, стало ясно сразу. Единственными её владениями были спальня и рабочая комната, но даже здесь она не могла править безраздельно, находясь под неусыпным бдением старшей матроны. Моя мать в своё время принимала деятельное участие в управлении замком, его обустройстве. Оставаясь в тени, она контролировала всё, что не входило в сферу влияния отца, а порой влезала и в неё. Но здесь было по-другому. От новой королевы Скальгердам требовались только принесённые с приданым богатейшие виноградники, золотые прииски, две каменоломни, земли с вилланами, полсотни конных и две сотни пеших полностью экипированных воинов, обязанных явиться под знамёна в случае войны, и здоровый наследник.

Сама леди Йоса почти всегда пребывала не в духе, особенно по утрам, потом постепенно развеивалась, но не до весёлости. Шептались, что у них с королём ничего не ладится. Не знаю, из-за меня ли у них пошли дрязги с первых же дней, но сомневаюсь в том: Годфрик изначально не был ни расположен, ни способен её любить или хотя бы изображать приязнь.

Вынужденная проводить большую часть дня, как и остальные женщины, в комнатах, я пользовалась любой возможностью, чтобы выбраться и осмотреться, поэтому всегда первой вызывалась исполнять поручения королевы и старшей матроны. И это тоже не способствовало появлению подруг – остальные считали, что я выслуживаюсь.

Идя с поручением, я попутно исследовала палас: расположение залов, обстановку. Дверные и оконные проёмы укреплены кайенским камнем, потолки поддерживаются расписными балками, полы всегда присыпаны свежей травой, и всюду гобелены и шкуры.

Во время одной из таких вылазок я его и обнаружила. Рог, покрытый искусной резьбой и переливчатыми камнями. Ноги сами подвели к нему. Во рту пересохло. Как во сне, я протянула руку, и едва пальцы коснулись прохладной кости, меня пронзило от макушки до пят, вливая горечь и бешенство. Одна из тех вещей, что мать принесла вместе с приданым отцу. Этот рог раньше висел у нас дома над камином. Воры. Наглые, бесстыжие, паскуднейшие воры! Выставившие свои гнусности на всеобщее обозрение и похваляющиеся ими.

Потом ещё было чеканное блюдо, красующееся в открытом дрессуаре[37] среди прочей парадной посуды, и масляный светильник в виде львиной лапы.