Хамелеон (СИ)

— О! Наш блудный сын вернулся! — именно такими словами его поприветствовал Михаил Киселев, с которым Александр водил дружбу еще с 1926 года, когда они познакомились в Ленинграде на «Курсах подготовки бронетанковых специалистов при Военной школе механической тяги». Тогда они сошлись на фоне полученного еще во времена гражданской жизни опыта работы с металлом и точным инструментом, да так и попали в одну часть. По завершении почти годичного обучения оба получили свои первые звания среднего начальствующего состава, но Киселев, в отличие от Александра, являлся, если так можно было выразиться, настоящим танкистом. Из-за сравнительной молодости Рабоче-Крестьянской Красной Армии и по причине, прямо скажем, творившегося в ней бардака, наряду с нарочито показательным полнейшим отвержением норм царивших в Российской Императорской Армии, как такового четкого разделения военных по должностям, специальностям и званиям пока еще не существовало. Да, имелись категории, отражавшиеся в бумагах, но никак не отражавшиеся на форме или знаках различия. Поэтому тот же техник по автотанковому ремонту являлся таким же командиром взвода, как и настоящий комвзвода, командующий аж целыми двумя танками, не считая собственного.

— Куда бы я еще делся? Здесь ведь кормят! Кормят ведь? — на всякий случай шутливо уточнил Геркан, всем своим видом демонстрируя попытку припомнить этот немаловажный факт. Вот только в этой шутке была лишь доля шутки, а остальное — не самая лицеприятная правда жизни в СССР после отмены НЭП-а. Так-то карточки на целый ряд продуктов питания уже почти как полгода были введены даже в Москве с Ленинградом. Что уж было говорить о ситуации с продовольствием в прочих городах, деревнях и весях. И мало того, что нормы в них были донельзя урезаны. Их еще далеко не всегда удавалось отоварить по причине отсутствия товара в магазинах. При этом рыночные цены превышали государственные, где втрое, а где и вчетверо! Потому вопрос питания стоял перед каждым советским гражданином весьма остро. — А то на больничных харчах я как-то не поправился, — похлопал он себя по впалому животу. — Скорее даже наоборот, стал несколько стройнее.

— Так это же чудесно! Теперь спокойно влезешь в любой танк! И даже в «КС»[9] будешь чувствовать себя великолепно! Завидую! Вот честно! За-ви-ду-ю! — произнес по слогам последнее слова и заржал, словно конь, весельчак Михаил. Вряд ли кто-либо далекий от жизни танкистов смог бы понять причину смеха. Но для обоих краскомов все было кристально ясно. Места для башенного стрелка и по совместительству командира машины в танке «КС», он же «Красное Сормово» или «Рено-Русский», имелось совершенно ничтожное количество. Лишь кто-то откровенно щуплый и невысокий мог бы чувствовать там себя удовлетворительно. Для мужчины же среднего роста и телосложения простое размещение внутри такого танка превращалось в аттракцион личной гибкости. А всё проклятые изготовители с завода «Красное Сормово», на котором еще в 1920 году разобрали по винтику один трофейный Рено ФТ-17 и впоследствии построили полтора десятка его отечественных аналогов, внеся лишь те изменения, что были обусловлены техническими возможностями самого завода и имеющимися в наличии агрегатами! Никто тогда о членах экипажей этих танков не подумал вовсе. Хотя народ плевался еще с тех самых Рено ФТ-17.

— Теперь-то мне зачем в него влезать? Не в этом году, так в следующем, их все заменят новые МС-1. В том посвободней будет. Потому худеть, никакого резона нет! А это значит что? Это значит, что меня надо срочно кормить в целях приведения формы тела к былым размерам обмундирования! — не дав возможности товарищу ляпнуть какую-нибудь колкость, сам же ответил на свой собственный вопрос Александр. Хотя, справедливости ради, стоило отметить, что и поступающий на вооружение новейший отечественный танк являлся той еще коробчонкой для лягушонки.

Означенная машина стала результатом третьей попытки СССР обзавестись собственным серийным танком, вслед за провальным «Рено-Русским» и ставшим черной дырой для выделяемых средств танком оригинальной конструкции «Ижорского завода», который увидел свет в единственном полуготовом экземпляре. Так по итогам «танкового» совещания командования РККА, руководства ГВПУ[10] и представителей Орудийно-Арсенального Треста имевшего место быть в сентябре 1926 года, уже в марте 1927 года за ворота опытного цеха бывшего «Обуховского завода» выползла неказистая гусеничная машина, созданная усилиями, как ряда конструкторов самого завода, ныне с гордостью носящего наименование «Большевик», так и всего московского танкового бюро ОАТ[11]. Это был прототип получивший обозначение Т-16, последующая значительная доработка которого в конечном итоге привела к рождению машины получившей наименование Т-18 или МС-1 — то есть «малый сопровождения».