Халхин-Гол. Первая победа Жукова

Пробило гильзу, вспыхнул артиллерийский порох и просушенное дерево. Молодой красноармеец сбросил загоревшийся ящик, но болевой шок от сильного ожога не дал ему спастись. Он поднимался и снова падал, от жара лопались и вспыхивали остальные гильзы. Искрящееся пламя прожгло гимнастёрку, а следом взорвались снарядные головки.

Оставшийся в живых артиллерист бежал к пушке, невольно оглядываясь на исковерканное тело товарища. На нём скрестились очереди сразу двух японских пулемётов и свалили на горячий песок.

Илья Лубенцов, увидев, что артиллерист мёртв, принёс ящик со снарядами и продолжал вести огонь в одиночку. Он сумел накрыть станковый «Гочкис», заставил залечь наступавший взвод, а когда кончились снаряды, без сил опустился на дно капонира.

Сержанту везло, в него не попали ни осколки, ни пули. Но, контуженный близкими взрывами, он плохо понимал, что происходит, видя себя словно со стороны. Рядом лежали тела его товарищей, с которыми Илья служил больше года, – все они были мертвы.

Впереди отбивала атаку пехота. Сержант сдёрнул из-за спины карабин и умостил его на краю бруствера рядом с дымящимся от жара стволом пушки. Пуля отрикошетила от металла, обожгла лицо искрами. Боль словно отрезвила Лубенцова, вернув ему слух и способность понимать происходящее.

Японцы по-прежнему опасались орудия, поставленного на прямую наводку, и продолжали вести обстрел. Илья знал, что не способную обороняться пушку очень скоро разобьют. Пришла жалость к себе, матери. Он жил до службы в Заволжье и был старшим сыном в семье.

Отец уехал на заработки и пропал пять лет назад. В степном хуторе осталась мать, две сестрёнки и брат, совсем ещё малец. Вся надежда только на Илюху, без которого на их солончаковых землях не выжить. Колхоз полуразвален, семья держится за счёт огорода, двух коз и кур-несушек. Нельзя ему пропадать… и пушку не бросишь, хотя к ней не осталось снарядов.

Прибежал командир разведки, лейтенант Карпухин с помощником-ефрейтором.

– Ты чего здесь сидишь?

– А где мне ещё быть? Исправное орудие нельзя оставлять, иначе под суд угодишь. Или вы мне другой приказ доставили?

– Нет никакого приказа.

Шустрый и суетливый командир разведки оглядел мёртвые тела артиллеристов, над которыми вились мухи, вздохнул:

– Тяжко тут тебе пришлось.

– Мне-то ещё ничего. Ребят вон осколками вдоль и поперёк исполосовало. Закурить есть?

Лейтенант вытряхнул из помятой пачки папирос «Борцы» три штуки, все вместе закурили. Японцы заметили шевеление и дали несколько пулемётных очередей. Затем взорвались два снаряда, о металл лязгнули осколки.

– Прут самураи, – отряхивая песок, сказал Карпухин.

– Это я и сам вижу.

– Ну мы пошли, – заторопился лейтенант. – У нас телефон вон в тех кустах. Доложим обстановку комбату. Пусть решает, что дальше делать.

– Грач обстановку знает. Вы бы лучше принесли ящик со снарядами, который возле убитого валяется. И помощника своего мне оставьте.

С упрямой злостью напирал сержант Лубенцов на лейтенанта. Он весь расчёт в бою потерял, японский пулемёт разнёс и вражескую пехоту залечь заставил. А Карпухин только суетится без толку.

– Петро, сбегай за снарядами, – приказал лейтенант своему помощнику.

– Склон под обстрелом. Десяти шагов не пробегу.

– Не пробежишь, так ползи, – вмешался Илья.

– Там уже трое лежат. Хочешь, чтобы я четвёртым стал?

Неизвестно, чем бы закончился спор, но несколько японских солдат прорвались к пехотным окопам и стали забрасывать их гранатами. Сержант с руганью поднялся, готовый сам бежать за снарядами, но его остановил Карпухин.

– Сейчас Петро принесёт, – и достал из кобуры «Наган».

Ефрейтор, покосившись на ствол револьвера, заторопился выполнять приказ. Но двадцатилетний лейтенант не собирался грозить помощнику оружием. Положив «Наган» на согнутый локоть, он целился в японцев.

Семь-восемь солдат во главе с унтер-офицером, увязая в песке, бежали к пушке. Илья сдвинул предохранитель и выстрелил из карабина, целясь в унтер-офицера. Рядом опустошал барабан своего револьвера лейтенант Карпухин.

– Возьми лучше карабин, – передёргивая затвор, посоветовал ему Илья. – До них не меньше ста метров.

Сыпучий и крутой склон замедлял бег японских солдат. Сержант вторым выстрелом свалил одного из них, остальные продолжали упорно наступать, стреляя на ходу. Перепоясанный ремнями унтер-офицер что-то выкрикивал, не давая отделению остановиться.

Пули звенели о щит пушки, одна рванула гимнастёрку на рукаве лейтенанта. Илья Лубенцов, хороший стрелок, мазал – сказывалось нервное напряжение. Ефрейтор, задыхаясь от быстрого бега, опустил на песок ящик со снарядами.

– Заряжай свою мандулину. Карабином их не остановишь.

Это были последние слова ефрейтора из взвода артиллерийской разведки. Пуля ударила его в грудь под горло и вырвала клок порыжевшей от солнца гимнастёрки между лопаток. Лейтенант невольно ахнул и потянулся к помощнику.

– Наповал его, – открывая ящик, зло обронил Илья. – Будешь мне помогать, если не хочешь подохнуть.