Хайди

Между тем Петер принёс котомку и выложил из неё на траву хлеб и сыр. Потом он взял чашку, надоил в неё молока от Лебедушки и стал звать Хайди. Но звать её пришлось дольше, чем он скликал коз, потому что ребёнок был настолько увлечён прыжками и увеселениями своих новых подружек, что ничего не видел и не слышал. Однако Петер знал способ, как вразумить непонятливых: он гаркнул так, что от скал в страхе разбежалось эхо, и Хайди прискакала к накрытому столу, который выглядел так маняще, что она обежала его кругом, разглядывая со всех сторон.

– Кончай скакать, пора обедать, – сказал Петер. – Садись и ешь.

Хайди уселась.

– А молоко моё? – спросила она, ещё раз с удовлетворением оглядывая кушанья.

– Да, – подтвердил Петер, – и вот эти два больших куска тоже твои, а когда выпьешь молоко, тебе положена ещё одна чашка от Лебедушки, а потом уже я буду пить.

– А ты от кого пьёшь молоко? – Хайди не терпелось всё узнать.

– От моей козы Улитки. Давай уже ешь, – снова напомнил Петер.

Хайди начала с молока, и, как только она отставила пустую чашку, Петер надоил для неё вторую. Хайди отломила хлеб от своей краюхи, а оставшийся кусок, который всё ещё был больше того, что припас себе на обед Петер и что уже почти закончился, протянула пастушку вместе со своим нетронутым сыром:

– На, мне этого хватит.

Петер смотрел на Хайди с немым удивлением, потому что сам бы никогда в жизни не смог так поступить. Он немного помедлил, всё ещё не в силах поверить, что Хайди не шутит; но та по-прежнему протягивала ему эти два ломтя, а поскольку Петер не брал, она положила их ему на колени. Тут он понял, что она и вправду делится с ним своей едой; он схватил хлеб и сыр, кивнул в знак благодарности и принялся за такой богатый обед, какого ему ещё не перепадало за всю его пастушескую жизнь. А Хайди уже снова смотрела на коз.

– Как их всех зовут, Петер? – спросила она.

Это Петер знал точно и помнил тем более крепко, что запоминать ему приходилось не так уж и много. Он начал перечислять и назвал всех без запинки, на каждую показывая пальцем. Хайди внимательно следила за его указаниями, и ей не понадобилось много времени, чтобы научиться отличать животных друг от друга, потому что каждое имело свои особенности, которые сразу запоминались; для этого достаточно было к ним присмотреться, а Хайди присматривалась. Вот крупный Турок с крепкими рогами, которыми он так и норовил пободаться с другими, а те разбегались от него прочь, как только он приближался, и знать не хотели грубияна-забияку. Один только дерзкий Щегол, стройный, проворный козлик, не сторонился его, а нападал первым так бойко, что большой Турок озадаченно стоял, растерявшись перед воинственным Щеглом с его острыми рожками. А вот маленькая, беленькая Снежинка – она блеет всегда так настойчиво и с такой мольбой, что Хайди уже не раз подбегала к ней, чтобы утешить и погладить по голове. Вот и сейчас её жалобный молодой голосок опять призывал на помощь. Хайди побежала к ней, обняла козочку за шею и участливо спросила:

– Что с тобой, Снежинка? Почему ты всё время зовёшь на помощь?

Козочка доверчиво прильнула к Хайди и затихла. Петер – всё ещё с набитым ртом – крикнул:

– Это она потому, что Старая больше не ходит с ней на альм, её позавчера только продали в Майенфельд, теперь она больше не в стаде.

– А кто это – Старая? – спросила Хайди.

– Да её мать, – ответил тот.

– А где тогда бабушка?

– Нету у неё бабушки.

– Ну, тогда дедушка? – искала выход Хайди. – Ты моя бедняжка, Снежинка, – сказала она и нежно прижала к себе животное. – Ну не плачь так жалобно. Ты же видишь, я теперь с тобой и каждый день буду с тобой, тебе уже не будет так одиноко. Как только станет плохо, сразу беги ко мне.

Снежинка довольно потёрлась головой о плечо Хайди и перестала жалобно блеять. Между тем Петер покончил со своим обедом и снова подошёл к стаду, где Хайди уже накопила множество наблюдений и соображений, которые ей нужно было обсудить.

Намного красивее и чище остальных в стаде были две козы – Лебедушка и Медведушка, которые и вели себя с особым аристократизмом, ходили по большей части наособицу, а назойливого Турка встречали холодным презрением.

Животные опять стали расходиться по склону, взбираться к кустам, и у каждого была своя повадка: одни в стремлении к цели легкомысленно пропускали всё менее интересное, другие неторопливо прибирали по дороге всякий вкусный стебель, Турок то и дело устраивал пробные нападения. Лебедушка и Медведушка грациозно и легко карабкались наверх, тотчас находили там самые лучшие кусты, ловко пристраивались к ним и изящно их обгладывали. Хайди, заложив руки за спину, стояла и взирала на происходящее с большим вниманием.

Сытый Петер вновь разлёгся на траве.

– Петер, – заметила Хайди, – а ведь Лебедушка и Медведушка – самые красивые среди них.

– Ещё бы, – ответил тот. – Дядя Альм и чистит их, и моет, и даёт им соль, и держит в самом обустроенном хлеву.