Хайдеггер и греки

Путь собственного развития, который проделали Гуссерль и Хайдеггер, как и феноменологическое движение в целом, - путь от "Логических исследований" до сочинения Гуссерля о "Кризисе" и от "Бытия и времени" к позднему Хайдеггеру, к его "Kehre" (радикальному повороту)[2] - явственно обозначился как раз в решающие 20-е годы. Такое развитие фено-менологии было, без сомнения, ускорено вызовом историзма, что и про-изошло прежде всего тогда, когда в развитие феноменологии включился Хайдеггер. Речь шла об обсуждении вопроса: как вообще в рамках стремительного изменения исторического может мыслиться нечто вроде сохраняющейся философской истины? Хайдеггеровский манускрипт с самого начала и определен тем оттенком, который заключен в слове "фактичность". Историчность человеческого существования проявляет себя в нынешности, теперешности (die Jeweilikeit), и перед этим, имеющим место в данное время человеческим существованием постоянно стоит задача вглядеться в себя самого в своей фактичности. Клаус Хельд в своем докладе[3] показал, сколь фундаментальной категорией для позднего Хайдеггера является лишенность (der Entzug) - мотив, более или менее знакомый нам из

философии Шеллинга. Здесь - такое самоудержание реальности, которое лишь в существовании и обнаружении делает возможным происходящее (Hervorgehen) и наполняет его смыслом. Собственная суть герменевтики фактичности - как ни странно это звучит - состоит в том, что уже в факте существования должно быть заключено понимание и что само существова-ние является герменевтическим, истолковывающим. Первоначально слово "факт" и "фактичность" были антонимом ко всем verites de raison, истинам разума и обозначали (как и то, что свобода есть факт разума) нечто необъяснимое словами и просто принимаемое без рассуждений. И даже если я думаю о теологическом употреблении языка и его созвучии вере в воскрешение Христа, то прямо обнаруживается, что речь здесь идет о непреодолимой границе для всяких исторических констатации и для объективирования.

Тут я хотел бы несколько разъяснить эту герменевтику фактичности, т.е. второй заголовок лекции 1923 г., показав, что мышление молодого гениального Хайдеггера было уже тогда в пути, который вел его к разрыву с предысторией собственного формирования и обучения и что он умел так поставить общепринятые и радикально новые вопросы, чтобы они близко касались каждого, кто вообще предается рефлективному мышлению.

Но обращение к данной проблеме я хотел бы предварить еще одним замечанием. Здесь, в этот час, для меня особенно важно (что собственно и утвердило меня в решении приехать сюда), что собрались вместе не только представителе философской мысли из мира европейской культуры; среди нас - и партнеры из других культурных миров, которые не принадлежат к греческо-христианской европейской Традиции, но, будучи связанными с нами, причастны и нашему миру. Они несомненно несут с собой собствен-ный исторический, общественный, нравственный и религиозный опыт. Стало быть, они сами постоянно движутся по своему собственному пути, подобно тому, как мы - по нашему, когда исходя из нашей собственной традиции, добиваемся ясного осознания и понятийного определения нашей фактичности. Я хочу сказать, что час пробил. Ибо в обществе, в котором мы сегодня живем, перед лицом его планетарных масштабов и глобальных проблем, надо прекратить думать и разглагольствовать о том, что рамки традиций узки - следует искать всеохватывающего обмена.