Хаидэ

Отворачиваясь от ее лица, от плывущих перед глазами картин — они вместе, вместе, навсегда и все, что будет, все им на двоих теперь, и он всегда сумеет ее защитить и никогда не уйдет, — Нуба освободил свою руку и пошел к толпе всадников, проминая босыми ногами быстрый, будто живой песок. Только раз остановился, когда княжна бросила в широкую спину:

— Ты предал меня!

Но не обернулся.

— Предал! — слово ударилось в спину камнем. Закрывая глаза, он помотал головой и снова открыл их. Исму и Ахатту надо спасти…

Закачались перед лицом темные, сочные даже на вид широкие листья с резными краями. Мелькнул сбоку поникший, полный тяжелого сладкого запаха белый цветок.

— Но я не сержусь…

Нуба резко обернулся на мягкий голос. Плывущая под босыми ногами трава, короткая, упругая, стелилась широким ковром, обрамленным зарослями белых цветов и темных листьев. А впереди поднималась, плавно изгибаясь, как просторное ложе с покатой спинкой, на которую свешивались цветочные плети.

Глаза Хаидэ, тщательно подведенные тонкими линиями, внимательно следили за его удивлением. Раскрылись искусно подкрашенные губы, показывая белый блеск зубов. Протянулась вдоль изгибов травы тонкая рука в прозрачном рукаве, тихо зазвенели золотые браслеты.

— Ты предал меня, отказавшись от власти. И от супружества отказался тоже. А ведь союз со мной мог сделать тебя счастливым. Свободным и очень богатым.

В мягком голосе прозвучал вопрос. Склонив голову набок, так что завитые кольцами волосы упали вдоль вольно раскинувшегося тела, еле прикрытого прозрачными складками одежды, княжна подождала ответа. И кивнула.

— Тебя не купить. Я понимаю. Потому и не сулила тебе золота. Ты снова предал бы меня, отвергая богатство.

— Я… — он остановился. Голос снова был с ним.

— Я не могу предать тебя, княжна, никогда. Твои слова вывернуты наизнанку, как шкура змеи.

— Разве? — промурлыкала женщина и медленно потягиваясь, изменила позу, следя за мужским взглядом, — суть не изменилась, мой Нуба. Я давала тебе все, раз за разом. А ты уходил. Променял меня на жалость к низкой рабыне без имени. Меня — царственную княгиню, облеченную огромной властью. Ни я, ни власть не нужны тебе, если неуклюжая девка валяется, стеная в своем притворстве.

Она подобрала ноги, укрытые прозрачным подолом. Обхватила колени руками. На лбу сверкнул яркой искрой драгоценный камень в узкой тиаре.

— И моя верность не понадобилась тебе. Ты променял ее на двух полудетей, которым мы не нужны. Которые сами предадут меня при каждой возможности. И продолжают предавать, даже сейчас.

— Ты сама отдала их дикарям, — ответил Нуба, припомнив уверенный взгляд старого всадника из-под лохматых бровей.

— И что? Ты не доверяешь мне, так? Ты сомневаешься во мне и не можешь быть мне опорой. Вот что я выяснила, испытывая тебя, большой черный красивый мужчина.

Поправляя волосы, княжна рассмеялась.

— Эдак ты променяешь меня на полудохлого жеребенка, если я попрошу заколоть его на переходе к дальнему стойбищу.

— Если ты попросишь, чтоб лишь помучить зверя…

— Вот как! Твоя любовь все взвешивает, все высчитывает? Скажи мне, сильный мужчина, это можно назвать любовью? Что же ты стоишь там? Иди ближе. Я знаю, ты скучал по запаху моего тела.

Дразня его, женщина медленно меняла позы. Садилась, опираясь на руку, выпрямлялась, вытягивая ноги. Ловила взглядом выражение его лица и улыбалась удовлетворенно, отмечая, как блестит испарина на черном лбу. Посмотрев на кангу, обернутую вокруг пояса, проговорила с ленивым удовольствием:

— А ты жеребец, мой черный. Мое тело говорит, и твой корень слышит его слова. Иди ближе.

Тонкие руки двигались, отмечая каждый шаг мужчины. Один шаг — и покатился по траве расстегнутый браслет. Другой — упала на ложе вынутая из мочки длинная серьга. Еще через два шага прозрачная ткань поползла с плеч, обнажая небольшую грудь с розовыми сосками, подтемненными кармином.

— Еще несколько шагов, — подбодрила она, смеясь, — и ты получишь, что хотел.

Встала, чтоб ткань скользнула по бедрам вниз, ложась вокруг щиколоток светлыми ворохами.

И глядя в глаза, заговорила, стоя прямо, опустив руки, без колыханий и изгибов — прекрасная.

— Моя любовь бесконечна, Нуба. Иди ко мне, я покажу тебе, что это значит. От всего отказалась я, чтоб только быть с тобой. Так, как ты хочешь. Нам не будет царства. Не будет золота и не будет людей, которые своими бедами вырвут нам сердце. Только счастье. Ты я и прекрасный сад, где есть цветы, птицы и мед. Я отдала все, чтоб ты смог взять меня. И ни разу не упрекну тебя этим. Иди ко мне. Навсегда. Только женщина осталась во мне. И вся она для тебя.

Он стоял, глядя на протянутые к нему руки.

Так неправильно, визжало в мозгу, но, натыкаясь на любящий взгляд, смолкало, будто комар, разбитый об кожу. И снова на место убитой мысли летела другая, тонко пища, вворачиваясь в виски. Нет-нет-нет, неправильно! Так не должно быть!

Но вот она стоит. Всего три шага осталось. Три шага, одно движение тела, чтоб опустить ее на мягкое зеленое ложе. И замереть, слушая, как учащается дыхание у его горячей шеи.