Хайд

– Запрос поступил от суперинтендента Уильяма Мелвилла из Особого ирландского отделения. Это самое Особое ирландское отделение чаще называют просто Особым, поскольку оно наделено обширными полномочиями по расследованию крамолы, заговоров, деятельности анархистов и прочих бунтарей, норовящих дестабилизировать империю.

– Подозрительно похоже на тайную полицию. – Хайд поморщился.

– Может, и так, может, и так, – пробормотал Ринтул. – В любом случае мы должны серьезно отнестись к этому запросу. Мелвилл – а помнится мне, он сам ирландец и раньше возглавлял Королевскую ирландскую полицейскую службу по уголовному сыску в Дублине, – большой специалист по охоте на членов «Фенианского братства»[17] их разномастных последователей, ирландских националистов и прочих анархистов. – Ринтул развернул папку и подтолкнул ее к Хайду по столу. – Меня просят предоставить ему все имеющиеся у нас сведения о Джейкобе Макниле Маккендрике.

– О Коббе Маккендрике? – Хайд нахмурился. – О художнике? Это же тот, который пишет портреты для высшего общества?

– А также слывет ярым шотландским националистом, – добавил Ринтул. – Думаю, суперинтендента Мелвилла больше интересует политическая деятельность Маккендрика, нежели его достижения в изящных искусствах. Так или иначе, правда заключается в том, что у нас на Маккендрика ничего нет. Не было повода составлять на него досье – он не совершал правонарушений сам и никого не подбивал на совершение таковых. Он также никогда не призывал к вооруженному восстанию в Шотландии и не выступал публично в поддержку ирландских мятежников. С местными властями он, впрочем, тоже дружбы не водит. Маккендрик весьма эксцентричен в своих политических, интеллектуальных и социальных взглядах, да и в личном общении тоже, насколько я слышал, но мне совершенно непонятно, почему им мог заинтересоваться Скотленд-Ярд.

Хайд кивнул:

– Я тоже мало что знаю о Маккендрике, сэр, и все мои знания ограничиваются его творчеством. На мой взгляд, он наделен изрядным художественным талантом.

– Видимо, Особое отделение таким образом реагирует на беспокойные настроения, вспыхнувшие в обществе, а может, по каким-то своим резонам пытается эту искру раздуть. Прошлогодние чудовищные убийства в парке «Феникс» в Дублине[18] фенианские бомбометания повсюду, включая январские взрывы в Глазго… Неудивительно, что с тех пор властям за каждым кустом мерещатся члены «Клан-на-Гэль» и «Ирландского республиканского братства».

– Но, как вы сказали, сэр, Маккендрик – шотландский националист, а не ирландский, и он никогда не высказывался в поддержку фениев.

– Думаю, правящие круги боятся, что освободительное движение, подобное ирландскому, поднимется и в Шотландии. У нас здесь нет особых отделений, Эдвард. Мысль о политической полиции претит мне так же, как и вам, но у империи много врагов, и подобные расследования из-за них – насущная необходимость. Боюсь, в Эдинбурге это бремя может упасть на вас.

– Вы хотите, чтобы я сунул нос в дела Кобба Маккендрика?

– Я бы не назвал это так. Пожалуй, точнее будет сказать: я хочу, чтобы вы навели о нем справки. Все, что мне нужно, – это убедить Мелвилла в том, что мы тут не потеряли нюх и не закрываем глаза на потенциальных политических смутьянов, находящихся в нашей юрисдикции. Я имею в виду, что нам надо поскорее от него отделаться, не более того, Эдвард. У вас сейчас много дел поважнее, в том числе недавнее убийство, так что, возможно, вы поручите Маккендрика кому-нибудь из своих офицеров?

Хайд кивнул:

– Да, сэр.

Разобравшись с одним вопросом, Ринтул сразу перешел к следующему.

– Вы, надо полагать, присутствовали на казни Хью Моррисона, – сказал он. – Приговор, вынесенный ему, все еще вызывает у вас сомнения?

– Честно признаться, мои сомнения так и не разрешились, – отозвался Хайд. – Я не то чтобы твердо убежден в невиновности Моррисона, но и не уверен в его вине. Боюсь, мы все же могли совершить ошибку. А когда речь идет о смертной казни, цена ошибки – невинная жизнь.

– Мне казалось, этот парень был буйнопомешанным. Разве не так? Он же кричал, что девочку убила какая-то мифическая дикая собака…

– Он не был буйнопомешанным, сэр, он впал в отчаяние. Вы же знаете, я умею распознавать ложь и чувствую, когда за лицемерным отрицанием вины скрывается истинное злодеяние. Но в случае с Моррисоном… Могу поклясться, он ничего не знал о том, как убивали Мэри Пейтон. А зверь, про которого он твердил, – это всего лишь первое пришедшее ему в голову объяснение чудовищного преступления, собственное участие в котором он так неистово опровергал. Думаю, тот черный пес из преисподней, на которого он ссылался, – всего лишь гэльская метафора мирового зла, но в силу своего скудоумия бедолага понимал ее буквально. – Хайд вздохнул.

– Да-да, – покивал Ринтул, – я все это уже слышал от вас во вторник. Вы сказали, мифический пес называется по-гэльски cù dubh ifrinn.

– В самом деле? – Хайд нахмурился.