– Молодец, – похвалил Али. – Ты становишься полноценным членом общества.
– Хлеб со сметаной нам бы сейчас очень пригодились, – добавил Егорка.
– Это верно, – согласился Али.
– А вы голодные? Я не догадалась взять с собой хлеба! – воскликнула Йасмин. Девушка не сводила сияющих глаз с Али и не выпускала его руку. Она сильно похудела за время болезни.
– Ты похудела, – сказал Али.
– Я стала некрасивой?
– Нет, что ты, тебе это идет.
– Значит, я раньше была толстой? – лукаво спросила девушка.
– Нет, не значит.
– Сюда кто-то идет, – вмешался Егорка.
Из пелены дождя появился пастух. Увидев группу людей, он растерянно остановился.
– А, это ты, – наконец сказал он. – Явился. Ты нарушил свое обещание.
– Извини, друг, – это произошло по причинам, не зависящим от меня.
– Что это у тебя на руках? – тукмен был крайне зол, когда появился, в руке он держал длинный пастушеский бич, очевидно, предназначавшийся для усмирения строптивой девицы. Но, сообразив, что появление Али означает выполнение условий договора, он подобрел лицом.
– Это кандалы, – сказал Али.
– Ты что же, не в ладах с властью? – подозрительно спросил пастух.
– В некотором смысле, тут вопрос в том, кого следует считать властью. Меня схватили хорезмийцы, ты считаешь их властью?
Пастух неопределенно пожал плечами и сказал:
– Ты мне должен еще три динара, считая сегодняшний день.
– Увы, я не могу дать тебе обещанное, – без обиняков заявил Али, – Хоремийцы не только лишили меня свободы, но и денег. Я буду тебе должен, подожди еще.
– Уговор есть уговор, – заартачился пастух.
– Нет смысла упрямиться, – сказал Али. – Любые обязательства по договору могут быть признаны недействительными, если их исполнению помешали обстоятельства непреодолимой силы. Я дал тебе два динара, это немаленькие деньги. Но я не отказываюсь, появится возможность – долг верну…
– Уж больно ладно ты говоришь, – заметил пастух.
– Я был помощником судьи.
– Ты лучше дай нам поесть и инструмент, чтобы снять цепи, – сказал Егорка. – Что без толку препираться, все равно денег у нас нет, из плена мы бежали, найдется инструмент?
Туркмен опасливо взглянул на уруса, на железяку в его руке и смекнул, что с этими людьми лучше не спорить. Один говорил, как по писаному, другой смотрел хмуро, держа в руке засов, ни с позиций закона, ни с позиции силы у него шансов не было.
– Найдется, конечно, – ответил он. – Пойдемте, – повернулся и зашагал обратно.
– А когда расплатишься? – бросил он через плечо. Денег все же ему было жаль.
– Как только, так сразу, – уклончиво ответил Али.
Семья пастуха сидела в арбе, прячась от дождя под навесом. Овцы, сбившись в кучу, стояли вокруг нее. Туркмен вытащил из сумки молоток и зубило. Егорка взял у него инструмент, тут же приладил руку Али на ободе колеса и несколькими ударами освободил его от оков. Али, морщась, стал растирать руки. Йасмин страдальчески смотрела на его стертые в кровь запястья. С телеги, откинув полог, выглянула жена пастуха. Пастух уже обрисовал ей ситуацию, он поманила к себе Йасмин, а когда та подошла, погладила ее по плечу и что-то ей стала говорить. Йасмин, выслушав, кивнула. Потом сняла с шеи серебряное украшение, протянула ей, а когда та замотала головой, одела на девочку.
– Может быть, переждете дождь? – предложил пастух.
– Нет, – ответил Али. – Нам надо торопиться, спасибо тебе. Я рассчитаюсь с тобой при первой возможности, не держи на нас зла.
– Ничего, – ответил пастух. – Украшение тоже денег стоит, ладно, считай, что мы в расчете.
Он протянул Али холщовый мешочек.
– Здесь хлеб и сыр, – сказал он.
Али поблагодарил и передал мешок Егорке.
– Куда вы теперь? – спросил пастух.
– Тебе лучше не знать, – сказал Али. – Мало ли, кто нас будет разыскивать. Скажи лучше, как выйти на караванную тропу?
– Туда, – показал пастух. – В ту сторону.
Нет необходимости описывать путь, который они проделали, скажем, лишь, что через три дня они были в Ирбиле. Разыскали караван-сарай, и Али спросил управляющего, живет ли у него человек по имени Шамс ад-Дин. Управляющий с любопытством взглянул на странную троицу и спросил:
– Так он вас, значит, дожидается?
– Нас, – с облегчением сказал Али.
Послали слугу, и через несколько минут Шамс ад-Дин обнимал свою плачущую дочь. «Долго держалась», – подумал Али, глядя на семейную сцену. У него самого слезы навернулись на глаза. Он взял Егорку под локоть и отвел в сторону.
– Пусть наедине побудут, – сказал он.
Егорка поглядел на сутолоку, царящую во дворе караван-сарая, но ничего не сказал, лишь кивнул головой.
– Надо бы тебе одежду купить, – озабоченно сказал Али. – Твои лохмотья привлекают внимание, не ровен час, кто-нибудь привяжется.
– Не откажусь, да только деньжат-то у нас нет. А я бы еще и поесть не отказался.
– Деньжат нет, это верно, – вздохнул Али. – Но вот так всегда, предложи верх, у тебя еще и подкладку попросят.
– А ты что же, не голоден?
– Голоден. Ничего. Деньгами мы разживемся, пойдем сейчас к суду, напишем пару прошений.
– Зовет тебя, – сказал Егорка.
Али оглянулся. Шамс ад-Дин поманил его.
– Чем мне отблагодарить? – спросил он.