Хафиз и султан

Он возвратился, не получив ни удовлетворения, ни ответа на свою просьбу. А через несколько дней, когда Ур-хан, занявший Гянджу, проходил по улице, к нему под видом простолюдинов, с криками «правосудия, правосудия», обратились трое фидаинов [80] показывая в руках бумагу. Когда же он остановился, чтобы спросить, кто их обидел, взял в руки жалобу, и стал читать. Фидаины, достав из-под одежды ножи, набросились на него. Бросив бездыханное тело эмира, они шли по городу с окровавленными ножами, выкрикивая клич Ала ад-Дина, своего предводителя, пока не пришли к воротам дома Шараф ал-Мулка. Вазир в это время был у султана в крепости. Тогда они ранили его постельничего, и вышли, провозглашая свой клич и хвастаясь победой. Люди стал бросать в них камни с крыш и забил их до смерти, но они продолжали выкрикивать до последнего дыхания: «Мы жертвы за господина нашего Ала ад-Дина.

Через некоторое время прибыл новый посол Аламута, по имени Бадр ад-Дин, который направлялся ко двору султана. Когда он узнал об этом происшествии, то засомневался в целесообразности своего посольства. Он обратился к Шараф ал-Мулку, спрашивая совета в этом деле. Вазир обрадовался его прибытию, так как боялся за свою жизнь, после того как фидаины ворвались в его дом. Пообещал послу устроить его дело так, как он хочет. Он пригласил посла исмаилитов следовать вместе с ним ко двору. По дороге всячески угождал Бадр ад-Дину, посол присутствовал на всех собраниях и на общей трапезе. Как-то во время пиршества, когда все изрядно захмелели, исмаилит, в которого угодливость вазира вселила некоторую самоуверенность, стал хвастаться:

– У нас среди вашего войска, – сказал он, – Есть группа фидаинов, и они так устроились, что их нельзя отличить от ваших гулямов. Одни из них служат конюхами, а другие у главы султанских чаушей.

Шараф ал-Мулк. стал упрашивать его, чтобы он вызвал их и дал ему свой платок, как знак их безопасности. Бадр ад-Дин вызвал пятерых фидаинов. Когда они предстали перед вазиром, один из них, индиец заявил:

– Я мог убить тебя в такой-то день, в таком-то месте. Но я ожидал приказа с высокой подписью.

Услышав об этом, перепуганный вазир сбросил с себя фарджию [81] и, оставшись в рубахе, сел перед послом и, унижаясь, стал говорить:

– Какова причина этого? Чего хочет от меня Ала ад-Дин? В чем моя вина и нерадение, что он жаждет моей крови? Я его мамлюк так же, как и мамлюк султана. Вот я перед вами, и делайте со мной, что хотите.

Когда об этом донесли султану, он пришел в ярость. Он направил к вазиру своих личных слуг, которые обязали его схватить и сжечь перед входом в свой шатер этих пятерых фидаи. Как Шараф ал-Мулк ни просил, ни извинялся, его заставили это сделать. Фидаины были брошены в костер, они горели, повторяя: «Мы жертвы за господина Ала ад-Дина!». Султан казнил также главу чаушей за то, что он взял их на службу. После этого султан отбыл в Табриз, а Шараф ал Мулк остался в Барде. Вскоре туда прибыл еще один посол из Аламута, по имени Салах ад-Дин, который заявил вазиру: «Ты сжег наших людей, после того как тебе их доверили и открыли. Если хочешь быть в безопасности, то заплати за каждого из них выкуп в десять тысяч динаров».

Расстроенный Шараф ал-Мулк щедро одарил посла и написал для исмаилитов указ дивана об уменьшении ежегодно вносимой ими дани в казну султана, которая составляла тридцать тысяч динаров на десять тысяч за город Дамган, и приложил к нему свою печать.

Султан находился в Табризе, когда из Хорасана пришло сообщение о том, что татары готовы перебраться через Джейхун. [82] Джалал ад-Дин немедля собрался в поход, он решил, что правильным будет выдвинуться к Исфахану и встретить их там. Султан послал четыре тысячи всадников в качестве авангарда в Рей и Дамган. Получаемые им ежедневно сообщения говорили о том, что татары продвигаются вперед. Наконец авангард возвратился с известием, что татары укрепились восточнее Исфахана на расстоянии дневного перехода, в селении под названием ас-Син. Звездочеты советовали султану воздерживаться от выступления в течение трех дней и только на четвертый день вступить в сражение. Группа эмиров и ханов, обеспокоенная бездействием хорезмшаха и приближением татар, пришли к нему. Они сидели некоторое время у входа в шатер, пока он не разрешил им войти. И стал говорить с ними совсем о других вещах, пренебрегая татарами, показывая тем самым, что дело не так уж серьезно. Он долго беседовал с ними на разные темы и этим совершенно успокоил их. Затем усадил их и стал советоваться с ними, согласовывая боевой порядок предстоящей битвы. После этого он взял с них клятву в том, что они не обратятся в бегство и не предпочтут жизнь смерти. Затем он вызвал кади и раиса Исфахана и приказал им произвести смотр пехоте в полном вооружении, в панцирях и кольчугах.