Хафиз и султан

Насави ответил словами из Корана: «Не равняются просто верующие с усердствующими на пути Аллаха». Я не дороже, чем султан, и не из числа тех, кто выбрал жизнь без него. Вам только следует понимать, что, как бы ни сложилось дело, – в пользу султана или против него, – для вас уже не будет иметь никакого значения. В любом случае для вас это обернется раскаяньем и порицанием».

– Что ты имеешь в виду? – спросил правитель.

– Если победа будет за султаном, то вы, отказавшись помочь ему в трудную минуту, можете расходовать все сокровища мира, чтобы вернуть его расположение, но это будет бесполезно. А если судьба отвернется от него, то вы вспомните о нем, когда татары окажутся вашими соседями, но уже будет поздно.

– Я не сомневаюсь в правоте твоих слов, – ответил Малик Музаффар. – Однако сам я подвластен.

Расставшись с ним, Насави поскакал в сторону Хани [155], так как имел сведения о появлении султанских знамен на границах Джабахджура. На закате дня он остановился в селении Магара, чтобы передохнуть и напоить лошадей, так как собирался ехать всю ночь. Здесь он задремал и увидел сон, как будто голова его лежит у него на коленях, а волосы и борода на голове исчезли, словно сгорели. Затем во сне же он истолковал свой сон, сказав себе, что голова – это султан. Он погибнет, борода – это жены султана, они станут невольницами, а волосы – это имущество, которое будет уничтожено. Это толкование привело его в ужас, и он в испуге проснулся. Печаль овладела его сердцем. Он продолжил свой путь и к утру прибыл в Хани. Там в долине он застал войсковой обоз и жен воинов. Султан находился в засаде в Джабахджуре. Насави направился к нему и встретил его на дороге, когда он возвращался к обозам. Насави приветствовал султана и присоединился к его свите. Джалал ад-Дин подозвал его к себе и стал расспрашивать о результатах поездки. Насави повторил все, что он услышал от правителя Маййафарикина, в том числе и о записке, полученной им, в которой говорилось о переправе татар к Беркри. Султан спокойно выслушал вести, лишающие его надежды на помощь, затем сказал:

– На нашу сторону перешел один из татарских эмиров, темник Кокэ Беджкем. Он совершил какой-то проступок, за который у них, монголов, лишают жизни. Он сообщил, что татары подковали лошадей, чтобы преследовать меня везде, где бы я ни был. Я говорил с ним, он посоветовал мне оставить на пути их следования добычу, а когда они займутся ею, и потеряют бдительность, напасть на них из засады. Я счел совет здравым и отправил Утур-хана с четырьмя тысячами воинов к татарам в качестве авангарда, чтобы он увлек их за собой и заманил в засаду. Но Утур-хан возвратился и сообщил, что татары отошли от границ Маназджирда. Что ты думаешь по этому поводу?

– То, что татары возвратились после того, как выступили с намереньем сразиться с вами, очень странно, – ответил Насави. – Здесь что-то не так.

– Ничего странного я не вижу, – возразил султан. – Татары хотели вступить с нами в бой, думая, что мы в Хилате. А когда узнали, что мы находимся в Сирии, то подумали, что правители этой страны заключили союз с нами и поэтому отсупили.

– Можно ли проверить, сколько проехал Утур-хан, чтобы встретиться с татарами? И как скоро он вернулся после того, как выступил?

Султан нахмурился.

– Утур-хан женат на моей тете, неужели ты считаешь, что он способен на предательство?

– Простите меня, я лишь высказал свое мнение, но, видимо, я сказал лишнее. Можете наказать меня. Тем не менее, я бы взял человека из окружения Утур-хана и допросил его.

Султан промолчал и движением руки отпустил Насави.

Дальнейшие события показали, что султан не внял совету канцлера. Не стал подвергать сомнению действия Утур-хана. Так бывает, когда человек страшится разочарования в близком человеке, больше, нежели возможной беды, как последствия его предательства.

На ближайшем военном совете, Джалал ад-Дин попросил Насави повторить слова правителя Маййафарикина. Было принято решение оставить обозы в Дийар-Бакре и, взяв женщин и детей, отправиться налегке в Исфахан, чтобы там уже вновь собирать силы против татар. Но на следующий день от правителя Амида прибыл посол. В послании Малика Масуда были изъявления службы и подчинения. Далее он предложил султану совершить поход на ар-Рум и захватить эту страну. Сам он готов был прибыть с четырьмя тысячами всадников на службу. «Захватив эту страну, – передавал он, – Можно будет, опираясь на дружественных кипчаков, противостоять татарам.

Султан благосклонно отнесся к этому предложению, отступив от принятого ранее решения идти к Исфахану. Он направился в сторону Амида и остановился у моста, близ города. Его можно было сравнить с утопающим, который, не умея плавать, хватался за соломинку. Он много пил в ту ночь.

Предместье Табриза.