- Не бойтесь. Не бойтесь. Будем держаться вместе, - говорил отец.
Мы с мамой обходили наш дом, кажется, уже в сотый раз, чтобы еще раз взглянуть на него и поплакать, и посмотреть, что бы еще положить на тележку. Я решил, что мой святой долг - смотреть за Надой. Нам уже давно не разрешали играть друг с другом и дот-рагиваться друг до друга, но я по-прежнему любил ее и она любила меня. Я буду защи-щать ее своим кинжалом.
Я видел, как отец вошел в лавку вместе с дядей Фаруком, они закрыли за собой дверь и что-то возбужденно обсуждали. Я проскользнул туда через заднюю дверь и стал слушать.
- Мы оставим две - три порожние тележки, - говорил Ибрагим. - А ты забери из шкафов самые нужные вещи. Остальное отдай любому, у кого есть место.
- Ты с ума сошел, Ибрагим, - спорил Фарук. - Мы смогли бы наполнить пятнадцать или двадцать тележек, будь они у нас. А как ты говоришь - это значит почти все оставить евреям. Если бы освободить все шкафы и забрать в Яффо товары да еще сорок - пятьдесят баранов, то это дало бы нам те деньги, которые нам так отчаянно нужны.
- Может быть, Магомет пошлет ангела, чтобы доставить все это в Яффо?
- Разве не мне поручалось двадцать лет организовывать транспорт для доставки на-шего урожая? - возразил Фарук. - Я знаю, где есть грузовики. Знаю, где есть автобусы. В Бейт-Джараше есть автобус. Я могу его забрать. Дай мне человек пятнадцать. Вечером сделаю набег на Бейт-Джараш. Мы выкинем сидения и загоним на освободившееся место наш скот. Завтра в полдень встретим вас на дороге.
- Не пройдет и пяти минут, как Джихад отберет автобус.
- Но не с пятнадцатью вооруженными мужиками на крыше.
План, казалось, вполне имел смысл, но отец с подозрением относился к моему дяде. В Яффо у отца была в банке почти тысяча фунтов. Частично это были его собственные деньги, остальные положены по поручению деревенских. Счет был на Фарука.
- Дай-ка мне банковскую книжку, - сказал Ибрагим.
- Конечно, - немножко с обидой ответил дядя.
Он открыл ящик кассы, порылся там и вручил отцу чековую книжку банка Барклая. Отец пролистал ее до последней страницы, прищурился и казался довольным тем, что на счету было верное число.
- Хотел бы я сам возглавить набег, - сказал отец. - Но если мы не отправимся отсю-да до полудня, боюсь, начнется всеобщая паника. Без меня они не доберутся дальше глав-ной дороги. Возьми по четыре человека из каждого клана, молодых мужчин без семейных уз. Пусть Амджаб из нашего клана возглавит набег. Нельзя, чтобы дело испортили.
- Ты умница, Ибрагим. В Яффо может случиться нужда. Мы сможем все распродать ради будущего.
Он ушел собирать свой отряд для набега. Отец, казалось, неожиданно пал духом. Он прислонился к стене, глубоко вздохнул и совсем тихо заплакал. Потом увидел меня и вы-шел.
- Это сумасшествие, - прошептал он. - Нам нельзя оставлять Табу, Ишмаель.
- Но почему, отец?
- Испуганную собаку не остановит и голос хозяина. Эти здесь - мои дети. Они не виновны. Их будут обманывать. Они не смогут принимать решения. Они будут умирать от голода и жажды. Их ограбят. Женщин будут насиловать. Я - это все, что у них осталось. Я обязан их защитить.
- Евреи, должно быть, дикари, - сказал я.
- Да не евреев я боюсь, - ответил он как-то странно.
- Даже после Дейр-Ясина?
- Даже после Дейр-Ясина. Уважающие себя люди не оставляют своих домов и полей без битвы. Аллах послал меня заботиться о них.
- Ты доверяешь дяде Фаруку?
- Пока у меня банковская книжка. - Вдруг запнувшись, он выпрямился и испустил глубокий вздох. - Оседлай-ка эль-Бурака, - велел он мне, - и приведи его на площадь.
Суета подняла облако пыли, смешавшейся со смятением и непрерывными причита-ниями и проклятиями. Один из шейхов стоял на невысокой каменной стенке около колод-ца и кричал:
- Неужели нет никого, чтобы остаться и драться!
- Нам нельзя оставаться, - кричал другой. - Если останемся, нас арабские военные повесят как предателей.
Никогда не забуду, как мой отец ходил среди них, как святой, спокойно проверяя все тележки и отвечая на вопросы. Он давал указания мужчинам, как править тележкой, а ма-леньким детям велел забираться наверх на кучу барахла. Женщины пойдут пешком, неся пожитки на голове, а младенцев - в шалях на бедре. Отец ставил охрану, когда я привел ему лошадь. Он уселся в седло.
- Не оглядывайтесь, - сказал он и велел двигаться.
На шоссе несколько джипов с английскими солдатами включили сирены и остано-вили движение. Никого и ничего не было видно на дороге, когда мы шли мимо киббуца Шемеш.
Скоро тележки начали ломаться, заставляя нас останавливаться. Те, что нельзя было быстро починить, мы сталкивали в кюветы, поклажу распределяли на остальные, а они едва ее выдерживали. Время от времени автобусы и грузовики сгоняли нас с шоссе на обочину. Вдалеке была слышна стрельба, и потом нас поглотила буря.
Когда деревенские скрылись из вида, Фарук покинул Табу, пересек шоссе, подошел к воротам киббуца Шемеш и спросил Гидеона Аша.