КГБ-рок

Юрченко подошел к дивану, сел. Взял со столика бутылку коньяка с пятью красными звездами на желтой этикетке, налил в бокал на низкой ножке. Подержал его, обхватив пальцами, сделал глоток, поставил на столик. Открыл книгу в белой суперобложке с красными буквами «Поль Элюар», стал читать, шевеля губами.

Зазвонил телефон на столике у дивана.

Юрченко отложил книгу в сторону, снял трубку, сказал:

– Алло?

– Привет, папа, – сказала в трубке Оля.

– Привет, дочь. Рад слышать. Почему так редко звонишь?

– Да все как-то не получалось…

– Как твои дела?

– Обычно.

– Учеба?

– Тоже обычно. Как ты?

– Да тоже, в сущности, обычно.

– Папа, я хотела поговорить с тобой об одном деле. И желательно не по телефону.

– Мне не нравится эта тенденция: звонить только тогда, когда у тебя есть дело…

– Ну, извини…

– Ладно, ничего страшного. Конечно, давай увидимся. Может, завтра?

– Нет, завтра не получится. И это не очень срочно… Я позвоню.

В трубке послышалось:

– Абортное отделение – на обед!

– Ты откуда звонишь? – спросил Юрченко.

– Мне надо идти. Все, пока, целую.

– Целую.

Юрченко положил трубку, одним глотком допил коньяк, поставил бокал на стол, посмотрел перед собой. Взял бутылку, налил полный бокал.

* * *

В большой комнате сидели человек пятнадцать – на диване, на стульях, на кухонных табуретках.

У окна стоял письменный стол из темного полированного дерева, вдоль стен – книжные полки.

– В том, что акция удалась, сомнений нет, наверно, ни у кого, – сказал Андрей. – Вопрос теперь в том, куда двигаться дальше. «Пушкой» мы задали определенную планку. Хотелось бы ее теперь повышать, а не понижать.

– Мы реально можем расшатывать систему, – сказал Влад. – Она надоела абсолютно всем, ее ненавидит подавляющее большинство людей – по крайней мере, те, кто способен хоть как-то критически мыслить. Партийная номенклатура, а тем более комсомольская – все против. И сейчас, учитывая состояние Брежнева, очень хороший момент, чтобы ее обрушить.

– Владик, я тебя слушаю и слегка офигеваю, – сказал парень с длинными волосами и веревочкой вокруг головы. – Ты что, серьезно думаешь, что мы можем обрушить систему?

– Серега, не считай меня дураком. Система обрушится изнутри. Ее разрушат сами коммунисты и комсомольцы. Но им нужны сигналы, и чем больше их будет – тем лучше. Мы им можем такие сигналы дать. Вернее, один сигнал уже дали – на «Пушке». Сейчас надо сделать следующий. Только от фашистской темы, по-моему, пора уходить. Один раз сработало – и все. И, кроме того, так проще путать следы. Они будут искать фашистов, а мы в следующий раз, например, выйдем маоистами или кем-нибудь еще…

– Но место должно быть другим, более козырным, – сказал круглолицый светловолосый парень. – Например, Красная площадь. «Пушка» – это центр, но не так ярко и смело. А вот на Красной площади, прямо у мавзолея – вот это было бы нечто.

– Ты понимаешь, что это – гораздо более серьезный риск? – спросил Сергей. – Одно дело – «Пушка», другое – Красная площадь. Вспомни, что сделали с диссидентами, которые попытались там выступить.

– А мы что, собрались в игрушки играть? – выкрикнул парень в джинсовом костюме, сидящий в углу дивана. – Делать только то, что безопасно? Если давать говна, то уж по полной программе, или нет? Если будет чисто клоунада, то мне это неинтересно.

– Успокойся, Филя, – сказал Андрей. – Все у нас серьезно. И дальше будет еще серьезнее.

* * *

В углу большой комнаты стоял большой черный рояль Bluthner, рядом с ним, на тумбе – кинопроектор. На противоположной стене висела простыня.

– А что, еще и кино будут показывать? – спросила Лиза у Стаса.

– Да, потом будет кино. Чувак один снял – подпольный режиссер.

– Тоже из ВГИКа?

– Нет, он вообще из Ленинграда.

Невысокий полный парень в очках подошел к роялю, отодвинул от него сиденье.