Тем более важно, что авторитарный режим, как антипод демократии, может оказаться ещё более коварной для России ловушкой. Но об этом разговор будет позже.
14.2. Новая Революция в новой России?
14.2.1. Что же мы создали после 1991 года? «Так уж сложилось, что после распада СССР без одобрения Вашингтона, а точнее будет сказать — могущественной еврейской общины США, прийти к власти в России практически невозможно, — написал Владимир Малышков и добавил. — Сегодня свои взоры на Вашингтон обращает любой здравомыслящий российский политик».[584] Не особенно благостная картина.
Но это о политической самостоятельности страны, а вот об экономическом. Валентин Зорькин в своё время отмечал: «Нас призывали терпеть неправедность и разграбление якобы ради первоначального накопления того капитала, который впоследствии даст импульс нашему развитию. Но этого пусть неправедного, но как-то оправданного накопления капитала, как мы видим, не произошло. Произошло только накопление богатства. И это не игра словами, а указание на самую, пожалуй, болевую точку нашей нынешней жизни. Ибо капитал по своей природе компенсирует хищничество накопления умением производить, работать, создавать пресловутую прибавочную стоимость. Богатство же не предполагает ничего подобного. Оно существовало задолго до капитала и не несло в себе никакого общественно полезного смысла».[585] Заметим, что эту разницу отмечали и другие. И нет ничего особенного в том, что не умеющие летать (по нашему — создавать), только ползают (по нашему — умеют воровать). Это из Максима Горького.
При таком составе российских верхов у понимающих людей оптимизм не рождался. В декабре 1995 года бывший начальник информационно-аналитического управления КГБ СССР Николай Леонов на вопрос о прогнозе на ближайшее будущее России, ответил: «Да уж, если бы я был плохим аналитиком, наверное, не дослужился бы в КГБ до генерал-лейтенанта. И вот сегодня у меня, к сожалению, нет пока оснований предсказывать своей стране светлое будущее».[586]
Если светлого будущего нет, значит что-то и как-то нужно менять. Менять можно по-разному, но один из вариантов — революция. «Революция» и «револьвер» — однокоренные слова. И в нагане, и в кольте, и в других подобных огнестрельных системах при стрельбе крутится назад барабанчик с патронами. Так уж повелось, что никакая общественная революция не обходится без огнестрельного оружия».[587]
«…Ярости народной дай только волю — небольшим количеством крови её тогда уже не утолить».[588] О том, что революция практически в любой стране (мягко выражаясь) не лучший вариант развития этой страны мы уже не раз говорили. Но все как-то по кусочкам. Пора основательно. Заметим, прежде всего, что автор настоящей книги не относится к сторонникам резких поворотов, но понять чужие аргументы все же стоит. Чем черт ни шутит, а может они правы?
Речь ведь идёт о судьбах страны и её безопасности, той самой безопасности, которую должны были обеспечивать спецслужбы от КГБ СССР до ФСБ РФ. Революция — все что угодно, но не усиление безопасности. «Все революционные идеи приходили к нам с Запада, — говорил В.В. Жириновский. — Но там знали цену революционным экспериментам и всякий раз останавливались, когда возникала опасность для спокойствия и благополучия людей. Мы же почему-то на протяжении всего ХХ века стремились разрушить до основания „весь мир насилия“, а разрушили собственную страну, судьбы десятков миллионов её обитателей».[589]
Казалось бы революция — это плохо. Однако жизнь — чертовски сложная штука. Надо отметить, прежде всего, три положения. В целом народ российский склонён идеализировать революцию и подсознательно стремиться к ней. Образ революции как чего-то освежающего, очищающего и облагороженного сидил и сидит в головах многих россиян.
Причин тому много. «Долгие годы большевики и их идеологи пели гимны её величеству Революции. Её именем нарекали площади, проспекты, скверы. Портреты её участников вывешивали на улицах. Славя революцию, большевики прославляли и себя».[590] Это, во-первых. А, во-вторых, примерно с 1990 года многие средства массовой информации сумели частично создать негативный (прежде всего для интеллигента) образ революции (разумеется, они обливали грязью, прежде всего, отечественную революцию 1917 года). И, в-третьих, (об этом мы ещё подробно остановимся) в 1996 году Ельцин был вторично избран президентом РФ во многом благодаря умелой эксплуатации страха населения перед «красной» революцией и якобы последующей затем гражданской войне. Заметим также, что после тех самых выборов у поддержавших его людей стало резко изменяться отношение к только что выбранному (точнее — умело навязанному ) президенту. А, следовательно, сильно изменяться отношение и к страху перед общественными потрясениями (читай — революцией).