Опасность была, если бы Кириллов стал доказывать, что уголовное дело против Михеева возбудил правильно, подлинность его подписей на платежных документах установила почерковедческая экспертиза, а курьер уверенно его опознал. Что ж, Олег Николаевич и к этому был готов. Он бы рассказал следствию, что Кириллов возбудил дело против Гольцова, вынудил его, финансового директора ЗАО «Росинвест», изъять из отчетных документов и уничтожить платежку о перечислении налогов в обанкротившийся «Сибстройбанк». Чем вынудил? Угрозами перевести из свидетеля в обвиняемые. И тогда получилось бы, что следователь Кириллов систематически занимается фальсификацией уголовных дел. По характеру допросов в Генпрокуратуре Олег Николаевич понял, что Саша на это не пошел. И правильно сделал.
Процедура изобличения взяточника и документирования его преступления оказалась длительной и отнимающей у Олега Николаевича всю нервную энергию. Обвешенный микрофонами и скрытыми видеокамерами, он вел переговоры с Кирилловым в парках и случайных забегаловках, договаривался с вице-президентом «Промбанка» о векселе. Арестом взяточника в ресторане «Пиноккио» нервотрепка не кончилась, пошли допросы, очные ставки с Кирилловым, о которых Михеев вспоминал с брезгливостью. И с этой гнидой приходилось считаться ему, серьёзному предпринимателю, занятому серьёзным бизнесом!
Только в конце марта, когда вызовы в Генпрокуратуру прекратились, Олег Николаевич смог вернуться к своим делам и тут обнаружил, что он потерял в них ориентировку, как человек, который заблудился в знакомом лесу. Всё так и не так. Всё на месте, но не на своём месте. Где север, где юг? Где важное, а где ерунда? С чего, собственно, началась эта штормовая полоса, в которую его втянуло помимо его воли, как потерявшую управление лодку?
Умение вычленить из хаоса событий главное — обязательное умение для любого делового человека, иначе он просто захлебнется в текучке. Олегу Николаевичу не понадобилось много времени, чтобы понять, с чего всё пошло. С появления его имени в рейтинге журнала «Финансы». Без этого не родилась бы в куриных мозгах Раисы мысль о разделе имущества. И у этого мозгляка Кириллова не возникло бы желания отщипнуть тридцать миллионов от его мифических миллиардов. А заплатить пятьдесят тысяч долларов делягам из «Финансов» мог только один человек.
Георгий Гольцов.
При мысли о Гольцове голову Олега Николаевича будто сжимало свинцовым обручем. Он и верил сообщению Панкратова, что Георгий жив, и одновременно не верил. Поверить в это означало признать, что на него свалились такие проблемы, по сравнению с которыми Раиса и Кириллов — мелочи, не стоящие внимания. Еще не свалились, но вот-вот свалятся и раздавят его, как рухнувший от землетрясения дом.
Из-за всей этой нервотрепки Олег Николаевич совсем забыл о фармацевтической фабрике и юристе из «Интеко». И был очень недоволен, когда Марина Евгеньевна доложила, что юрист приехал и настаивает на встрече. Только этого жеребца ему сейчас не хватало.
— Меня нет, — буркнул Олег Николаевич. — Занят. Заболел. Обедаю. Срочно вызвали в Кремль.
— Я так ему и сказала. Он сказал: ничего, я подожду. Он и позавчера приезжал. Вас не было, просидел два часа в юридическом отделе у Яна. До чего нахальный господин. Лучше принять, всё равно не отвяжется.
Олег Николаевич подошел к окну. Во дворе рядом с его «мерседесом» и машинами сотрудников краснел знакомый «порше-кайен». Хищная машина, наглая, её так просто не остановишь.
— Ладно, зовите.
Юрист появился в кабинете с радостным и даже изумленным видом человека, который неожиданно встретил старого друга:
— Олег Николаевич, дорогой! Я счастлив, что у вас нашлась для меня минутка! Елена Николаевна доставала меня: почему не решается вопрос? Я отвечал: ну не спешите, человек занят важными делами, ему не до нас. Не знаю, какими делами вы были заняты, но нисколько не сомневаюсь, что они очень важные. Понимаю, что наш вопрос для вас — мелочь. Но для меня не мелочь. Вы же не допустите, чтобы из-за этого потерял работу человек, расположенный к вам всей душой? Это я про себя.
— Вы пришли говорить о деле? — сухо спросил Михеев.
— Простите великодушно. Когда я волнуюсь, меня всегда пробирает словесный понос. А сейчас я очень волнуюсь. Да и как не волноваться? Вот говорят: кризис кончился, кризис кончился. А поди-ка поищи хорошую работу — тогда и поймешь, кончился он или не кончился!..
Говоря это, юрист по-хозяйски отодвинул кресло от приставного стола, уселся свободно, нога на ногу. Он был не в блейзере, как в клубе на Остоженке, а в светлой кожаной куртке с подвернутыми рукавами. Золотой «ролекс», вместо галстука шелковый платок в крапинку. Плейбой, мать его!
— Так вот, о деле, — продолжал он. — Я уже понял, что предложение Елены Николаевны Батуриной не показалось вам интересным. Но не понял почему. Позавчера я два часа разговаривал с вашим юристом.