Кэш

Следователь небрежно пожал Михееву руку, оценивающим взглядом скользнул по «мерседесу» и скрылся в подъезде СКП. «Ну, студент! – злобно, но и не без некоторого уважения подумал Олег Николаевич. – Ай да студент! Своего не упустит!» Но он был доволен тем, как повернулся допрос. И только вечером до него дошло, что он предал Георгия Гольцова еще раз. Но тут же привычно успокоил себя: мне жить, а ему уже всё равно.

III

В памяти каждого человека с годами копятся воспоминания о самых стыдных эпизодах его жизни. Мелкие подлости в детстве, трусость в юности, выплывшее на люди вранье, предательства случайные или совершенные сознательно, по малодушию или вынужденно. В бессонницу (или с похмелья) поступки благородные почему-то помнятся мимолетно, а эти намертво оседают в памяти, как соли тяжелых металлов в костях.

К неполным пятидесяти годам у Олега Николаевича накопилось немало такого, о чем он запрещал себе вспоминать. И не вспоминал, оправдывая себя тем, что так сложились обстоятельства. Но историю о том, как он увел из фирмы друга три миллиона восемьсот тысяч рублей, никакими обстоятельствами было не объяснить, только собственной глупостью. И вот за эту глупость ему бывало мучительно стыдно. Когда она вспоминалась. Или когда, как сейчас, о ней напоминали.

Произошло это летом 1998 года, когда страна начала наконец-то оправляться от разрухи начала 90-х. Подмосковные поселки прирастали новыми постройками, сначала из силикатного кирпича, а потом и особняками с каменными заборами и черепичными крышами. Барахолки ломились от всяческого самострока, газеты пестрели объявлениями о всевозможных услугах – от изучения языков до ремонта квартир, купирования собачьих ушей и быстрой очистки дачной канализации. Крым наводнили отдыхающие из России, снять жилье было большой проблемой.

Тот год для «Росинвеста» был очень успешным. Самыми прибыльными были вложения в ГКО, государственные краткосрочные обязательства. Георгий приостановил все проекты, перевел освободившиеся средства в кэш и вбухивал их в ГКО с размахом, который осторожного Михеева поначалу пугал. Но всё получалось, ГКО давали до 240 и даже до 400 процентов годовых, это было похоже на чудо. Олег Николаевич и сам втянулся в эту азартную игру. И был очень недоволен, когда Гольцов вдруг приказал сбросить все бумаги. «Росинвест» от ГКО освободился, а Михеев свои бумаги придержал. Через два месяца грянул черный август 98-го. Дефолт. ГКО превратились в резаную бумагу. Михеев волосы на себе рвал, клял себя последними словами. Знал же, что Георгий никогда ничего не делает просто так. Неважно, прочувствовал он ситуацию или ему слил инсайдерскую информацию кто-то из друзей в правительстве или в Минфине. Важен результат. А результат такой: Гольцов наварил на ГКО четыреста тридцать миллионов долларов и успел переправить их в оффшор на Кипре, а у Михеева безнадежно зависли даже те деньги, которые он отложил на жизнь. Едва стало известно о дефолте, он кинулся в банк, но еще издали понял, что опоздал. Офис осаждала огромная толпа, а объявление на дверях сообщало, что банк закрыт по техническим причинам. То же творилось по всей Москве.

Но даже не это было самое страшное. В ГКО Олег Николаевич вложил не только свои, но и заемные деньги – кредит в три миллиона рублей, взятый в коммерческом банке под 20 процентов годовых. Банк принадлежал ингушам. Они не торопили, давали отсрочки, но через четыре года их терпение кончилось. К Михееву пришли вежливые молодые люди, осмотрели его квартиру в сталинском доме на Ленинградском проспекте и сказали, что они согласны получить квартиру в счет долга. Долг уже составлял три миллиона восемьсот тысяч, а квартира стоила больше десяти миллионов. Михеев запаниковал. Впасть в беспровестную, стать бомжом – нет, этого нельзя было допустить. Он выпросил еще одну небольшую отсрочку, перевел на счет фирмы-однодневки три миллиона восемьсот тысяч по липовому договору о поставке оргтехники, обналичил деньги и вернул ингушам. Он понимал, что афера может легко вскрыться, но рассчитывал на то, что эта операция не привлечет внимания Георгия. Гольцов во всем ему доверял, а в оборотах «Росинвеста» это была капля в море.

Некоторое время Олег Николаевич напрягался, когда видел Георгия. Потом понял: сошло и вздохнул с облечением. Не сошло. Однажды Гольцов завел его в комнату отдыха, в ту самую, где Михеев разговаривал с камнерезом, запер дверь и бросил на стол несколько документов – тех, что были в папке у следователя Кириллова. Только не ксерокопии, а оригиналы.

– Что скажешь? Я жду.

Такого обжигающего стыда Олег Николаевич не испытывал никогда в жизни. Он честно рассказал всё. Георгий долго молчал, потом сказал:

– Забудь.

Никакой огласки эта история не получила, они продолжали вместе работать, как ни в чем не бывало. Но Михееву показалось, что в их отношениях начал проскальзывать холодок. Он знал, чем это может кончиться, и понял, что нужно принимать меры…