Кэш

Он хорошо помнил странное чувство, испытанное им, когда он хоронил мать. Отца Панкратов не знал. Мать говорила, что он был геологом и погиб в какой-то северной экспедиции. Но из случайного разговора соседок по коммунальной кухне на Тишинке он узнал, что никаким геологом отец не был, а был не пойми кем, обрюхатил девушку и был таков. Это оставило его равнодушным, половина тишинских пацанов была безотцовщиной, отцы, если они и были, по большей части сидели. Мать до самой смерти работала проводницей поездов дальнего следования на Казанской дороге. Умерла она в 63 года, схватила двустороннее воспаление легких и сгорела за две недели. Панкратов растерялся: где её хоронить? Никакого семейного кладбища у них не было. Когда-то давно родители матери бежали в Москву от голода из деревни Вешки Рязанской области. Панкратов их не застал, он родился уже в Москве и в Вешках никогда не был. Пришлось хоронить где предложили – на новом Алтуфьевском кладбище. Стоя над могилой матери, он испытал новое для себя чувство – чувство безродности. Позже он съездил в Вешки, нищую заброшенную деревню, где осталось только несколько стариков и старух, побродил по запущенному, заросшему матерой крапивой кладбищу и вернулся в Москву с тем же чувством обделенности жизнью. А ведь была когда-то большая семья, был род, и вот – как обрезало косой безжалостной русской истории. Кого в этом винить? И нужно ли кого-то винить? Те, чьей волей или безволием творилась история, давно уже расплатились за вину своей жизнью.

Два года назад незамужняя дочь Панкратова, живущая с матерью, родила сына. Назвали Игорем – в честь деда по материнской линии, довольно известного филолога. Когда было время, Панкратов приезжал к ним, гулял с внуком, чувствуя себя немного неловко в роли деда. Внук как таковой никаких особенных эмоций у несентиментального Панкратова не вызывал. Внук и внук, симпатичное маленькое существо. Но внук как некий символ вызывал чувства довольно сильные и не очень приятные. Вот лет через двадцать он придет и спросит: «Дед, ты какую Россию мне оставил?» И ему не скажешь: «Какую получил, такую и оставил». Не такую. И получил не такую, и оставил не такую.

Звонок Веры Павловны застал Панкратова во время прогулки с внуком и прервал его размышления о судьбах России и о своей роли в её многострадальной истории.

– Вы меня узнали? – спросила она.

– Да, конечно. Здравствуйте…

– Не называйте меня, – перебила она. – Я звоню из уличного автомата. Ваш мобильник прослушивается?

– Теоретически не исключено. Но я понятия не имею, кому это надо.

– Мне нужно вас увидеть. Срочно. Назовите место, которое я бы знала, а никто бы не знал. Если ваш телефон все-таки слушают.

– Там, где вы обычно встречались с Арсеном, – подумав, предложил Панкратов. – Устроит?

– Откуда вы знаете, где я встречалась с Арсеном?

– Потом объясню. Я смогу подъехать туда часа через полтора.

– Подъезжайте, буду ждать.

Телефон умолк. Панкратов отвел внука домой, погрузился в свой «фольксваген» и направился сквозь бесконечные московские пробки к Речному вокзалу, размышляя, что бы мог означать этот необычный звонок.

Вера Павловна была не из тех, кто устраивает панику на пустом месте. Если она позвонила, да еще с такими предосторожностями, значит её что-то серьезно встревожило. Странно только, что позвонила она, а не Гольцов. Георгия Панкратов не видел с того вечера, когда решили, что Арсену нужно исчезнуть из Москвы. Он не звонил, был занят какими-то своими делами. Панкратов тоже не напоминал о себе. Но по опыту знал, что такие жизненные коллизии всегда имеют продолжение, чаще всего неожиданное. Похоже, продолжение последовало и в этом сюжете, в котором Панкратов волей случая оказался задействован.

Речной вокзал удивил его необычным оживлением. Гремела музыка, на гирляндах трепыхались флажки на речном ветерке, было много милиции почему-то в парадной форме. У стенки стоял многопалубный теплоход, на него с шумом и гамом грузилась совсем зеленая молодежь. Юные девушки в платьях, похожих на свадебные, юноши в костюмах с галстуками. На всех широкие красные ленты через плечо. «Выпускник 2010» – успел прочитать Панкратов. Понятно, праздник последнего звонка. Или получения аттестатов зрелости? В общем, праздник. А милиция следит за порядком.

Возле скамейки, второй справа от входа в вокзал, Веры Павловны не было. Сидела какая-то блондинка, по виду студентка в джинсах, в белой рубашке, завязанной узлом на пупе, в надвинутой на лоб белой бейсболке. Панкратов пристроился на другом конце скамейки, чтобы Вера Павловна еще издали могла увидеть его и понять, что он один.

– Здравствуйте, Михаил Юрьевич. Спасибо, что пришли, – сказала блондинка. – Не оглядывайтесь на меня, смотрите на молодежь и делайте вид, что завидуете их цветущей юности.

– Чему там завидовать? – отозвался Панкратов, послушно глядя в сторону. – Только представить, сколько им всего предстоит, страшно подумать. Нет, это не для меня. Что с вашей прической?

– Парик.