Кьеркегор за 90 минут

История этих псевдонимов запутана и невероятна, как детективный роман. Как пишет автор, этот манускрипт был найден издателем Виктором Эрмитом (фамилия которого образована от греческого слова, переводящегося на русский язык как «отшельник» или "изгнанник") в секретном ящике. Эрмит изучил рукопись и пришел к выводу, что она является плодом работы двух авторов — мирового судьи по имени Вильгельм (называемого B) и его юного друга, имя которого установить не удалось (называемого А). Бумаги, написанные судьей Вильгельмом (В), содержат два трактата (им придан вид длинных писем), за которыми следует проповедь, которая, согласно судье Вильгельму, была написана неизвестным священником из Ютландии. Среди следующих за ними бумаг находится знаменитый "Дневник соблазнителя". В предисловии к нему А заявляет, что украл его у своего друга, Иоанна. Это заявление отрицается Виктором Эрмитом, который предполагает, что Иоанн-Соблазнитель — это, вероятно, плод воображения А, и что заявление А о том, что он просто издатель, является всего-навсего "уловкой старого новеллиста". Но Виктор Эрмит запутывает дело еще больше, сообщая в предисловии ко всей работе, что и его собственная роль как простого редактора, возможно, лишь маска. И снова Кьеркегор оказался в сложном положении, причиной которого послужила свойственная ему нерешительность. Попросту говоря, он хотел спрятаться за псевдонимом, но, с другой стороны, он хотел, чтобы было очевидно, что это — лишь псевдоним или серия псевдонимов. Он не хотел, чтобы о том, кто является автором такого автобиографичного произведения, как "Дневник соблазнителя" (весь он посвящен его отношениям с Региной), узнали другие. Но при этом весь текст дневника свидетельствует о том, что Кьеркегор хотел, чтобы о его авторстве догадалась Регина и узнала о тех мучениях, которые ему довелось испытать. (Не интересующиеся философией читатели, которых в этой книге привлекло громкое название, будут разочарованы. Излишне говорить, что в ней нет описаний физиологических сцен.)

Но, кроме того, эта довольно скучная и смущающая читателя история с псевдонимами имела и вполне серьезную цель. Весь образ мыслей Кьеркегора был пропитан диалектическим подходом, и поэтому он стремился излагать свои идеи с позиций разных людей. Ни одна из представленных точек зрения, в том числе и авторская, не считается правильной или авторитетной. Читатель сам должен сделать свои выводы из разных, подчас противоречащих друг другу идей.

Чтобы преодолеть дидактичность, Платон выражал свои идеи в форме диалогов. Но Платон был окружен друзьями и учениками. Кьеркегор же был одинок, и поэтому ему была гораздо ближе та литературная форма, которую он и придал в итоге своей работе. В ней противоположные аргументы сталкивались внутри одного сознания: основа его философии оставалась субъективной.

О чем же он говорит в "Или — или"? В начале работы Кьеркегор предполагает, что существует два пути жизни человека — эстетический и этический. Каждый человек имеет возможность сделать сознательный выбор между ними. Здесь — истоки экзистенциализма. Делая свой выбор, индивид должен принять на себя всю ответственность за него, ибо этот выбор определяет всю его последующую жизнь.

Те, кто выбирает эстетический образ жизни, живут для себя и своего удовольствия. Однако это не ограниченное отношение к жизни: работая для собственного удовольствия, мы невольно работаем и для блага других. В самом деле, можно сказать, что ученый, который самозабвенно посвящает всю свою жизнь нахождению лекарства против страшной болезни, жертвуя при этом личными, семейными и общественными удовольствиями, также ведет эстетический образ жизни, если он делает все это просто потому, что ему нравится научная деятельность. А с позиции современной психологии и либерального общества вообще трудно найти такого человека, который бы не придерживался эстетического пути. Кажется, что все мы стремимся к удовольствию в нашей странной и удивительной жизни.

То, что Кьеркегор не испытывал симпатии к этому пути, вполне естественно для времени и места его жизни (набожная дофрейдовская Скандинавия), но его анализ отличается тонкостью и проникновенностью. Он знал, о чем говорил: он жил такой жизнью в годы своего студенчества и все еще испытывал чувство вины оттого, что в нем, как он сам считал, еще сохранялся ее отголосок.

Человек, живущий эстетической жизнью, не способен контролировать основы своего существования. Он живет мгновением, побуждаемый стремлением к удовольствию. Его жизнь может быть противоречивой, лишенной стабильности и уверенности. Даже будучи просчитанной, жизнь эстета остается «экспериментом». В любой момент удовольствие может перестать быть им: все зависит от нашего восприятия.