Читаем Кьеркегор полностью

Никто из приверженцев Кьеркегора не сомневается в диалектическом характере его философии. Разве категория «становление» не является решающей для кьеркегорианского мышления? Разве движение, переход, скачок для него не понятия первостепенной значимости? (см. 63, 35). Непримиримая борьба против гегелевского диалектического метода была якобы не чем иным, как созданием иной, новой формы диалектики, не только отличной, но и прямо противоположной гегелевской. «Диалектика Кьеркегора,— пишет, например, А. Кортезе,— была иной по сравнению с диалектикой Гегеля» (67, 5, 129). По словам Р. Хайса, «Кьеркегор хочет дать диалектическому мышлению совершенно иное направление и значение» (55, 201). В чем же коренное отличие «новой диалектики» Кьеркегора от преодолеваемой ею диалектики Гегеля? Прежде всего в том, что экзистенциальная диалектика недоступна логическому мышлению. Она не укладывается в прокрустово ложе никакойлогики. Мыслимая диалектика для Кьеркегора — это бесстрастная, книжная, а не жизненная диалектика; субъективистская диалектика не знает законов, не поддается логической координации и схематизации. «Существовать» можно только «диалектически». «Субъективность... всегда имеет при себе диалектику...» (6, 16, I, 31). Становление, противоречия, скачки неотъемлемы от субъективности, не знающей покоя и невыразимой в устойчивых понятийных категориях. «Существование немыслимо без движения» (6, 16, II, 9). «И если он существует, разве тогда он не находится в становлении?» (6, 16, II, 6). «...Всюду, где есть жизнь, есть и противоречие» (6, 16, II, 9). Но все эти диалектически звучащие категории претерпевают в субъективистской «диалектике» необычайные превращения.

Гегелевскую диалектику Кьеркегор трактует не только как объективную, но и как «количественную». Он постоянно противопоставляет ей свою диалектику как «качественную», в которой переход в иное, новое совершается скачкообразно. Насколько неоправданным является определение гегелевского закона перехода количества в качество как «количественной диалектики», ясно для всякого имеющего хотя бы элементарное представление об этом законе. Ведь суть его как раз и заключается в единстве этих категориальных противоположностей в процессе развития. Кьеркегор называет «суеверием, когда в логике полагают, будто путем продолжающейся количественной определенности возникает новое качество» (6, 11—12, 27). Он отрицает значение количественной стадии как предпосылки возникновения нового качества. «Высшая количественная определенность,— по его мнению,— так же мало объясняет скачок, как и низшая» (6, 11 —12, 36). Утверждая, что «новое возникает скачкообразно» (6, 11—12, 86), Кьеркегор отрицает при этом элемент непрерывности, сохраняющейся при переходе в иное. Скачок, по Кьеркегору, не является необходимостью, даже если речь идет о логической необходимости. Гегель хочет объяснить скачок, говорит Кьеркегор, а объяснить его нельзя, он необъясним, исключает всякое «опосредствование». Новое качество появляется «со внезапностью загадочного» (6, 11—12, 28). Хотя Гегель и признает скачкообразность, но придает этому понятию логическое значение. «Беда Гегеля именно в том, что он желает придать значение скачку и вместе с тем не желает этого, поскольку он хочет сделать это в пределах логики» (6, 11—12, 28). Для Кьеркегора же скачок алогичен, недоступен рациональному пониманию, не вытекает с логической необходимостью из предшествующего состояния. Скачок внезапен, необъясним, иррационален. Допущение предварительных количественных изменений как предпосылки скачка вносит элемент необходимости в его происхождение, придает ему логичность и именно поэтому отвергается Кьеркегором. Снова и снова он повторяет, что качественный скачок по самому существу своему как скачок недоступен познанию. Скачок — это то, «чего никакая наука не объяснила и не может объяснить» (6, 11—12, 61). Ибо переход из одного качественного состояния в другое — не порождение необходимости, а порождение свободы. Скачкообразный переход в иное — не логический вывод, не умозаключение, а свободный выбор, решимость, решение, свершение. И осуществляется он не как логический синтез, не как «гегелевский процесс переваривания тремя желудками: сперва непосредственное, затем оно опять пережевывается, затем опять отрыгивается» (7, 61), а в беспокойстве, поисках, стремлении, надежде, страхе, отчаянии. Это не умозрительная, спекулятивная диалектика, а, как называет ее сам Кьеркегор, «диалектика патетическая».

Аналогичной трансформации подвергаются все важнейшие категории рациональной диалектики, диалектической логики в экзистенциальной, патетической «диалектике», постулатом которой является нелогичность движения. «Понятие движения...— говорит Кьеркегор,— не может иметь места в логике» (6, 11—12, 9).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии