В книге «Болезнь к смерти» Кьеркегор анализирует отчаяние, которое рассматривает как невозможность «желать быть тем, кем ты на самом деле являешься». Опасное заявление. Фактически оно противоречит его предыдущему утверждению о том, что человек существует не как бытие, но как становление, и предполагает наличие «того, кто ты есть на самом деле». Далее Кьеркегор еще более запутывает проблему, говоря о «том, кем ты являешься потенциально». Но существует ли это «истинное я», или хотя бы «потенциальное я» для каждого индивида? Это фундаментальный вопрос. Между использованием разнообразных потенциалов человека (которые могут противоречить друг другу и даже взаимно друг друга исключать) и устремлением к некоему гипотетическому «истинному я» есть принципиальная разница. Большинство людей сталкивается, особенно в начале жизненного пути, с многообразием вариантов выбора, каждый из которых предполагает реализацию нескольких или многих потенциалов. Реализовать их все невозможно. (Альберт Швейцер был профессиональным музыкантом, но предпочел посвятить свою жизнь миссионерской деятельности. Какой из этих выборов был выбором «истинного я»?) За словами тех, кто призывает нас быть «самими собой» – если «истинное я» уже определено, – обычно кроется что-то еще.
А если оно определено неточно? Можно ли в таком случае говорить об «открытии» «истинного я»? Нет: открытие предполагает наличие чего-то, что уже есть, пусть даже оно и остается неизвестным. Лучшим аргументом против «самооткрытия» служит тот, к которому ранее обращался сам Кьеркегор. Он говорил об использовании выбора для сотворения «я». Это настоящая (и индуцирующая страх) свобода, о которой Кьеркегор постоянно напоминает.
Но вернемся к отчаянию. По Кьеркегору, бессознательное отчаяние возникает тогда, когда индивид идентифицирует себя с чем-то внешним по отношению к нему. Идентификация может быть банальной (желание стать вторым Эйнштейном) или в высшей степени амбициозной (жениться на Мадонне). В любом случае оно отдает индивида на милость судьбы: кто-то другой становится Эйнштейном; предложение руки и сердца с презрением отвергнуто. Не сумев реализовать амбициозные устремления, человек не может больше быть самим собой. Отсюда – внутренняя пустота и неосознанное желание умереть.
Сознательное отчаяние сознает себя как таковое. Есть две его формы. Ложное понимание сознательного отчаяния имеет место тогда, когда человек сознает, что он пребывает в отчаянии, но думает, что другим это чувство незнакомо. («Никто не знает, что я чувствую».) Это приводит его к еще большему отчаянию. При истинном понимании сознательного отчаяния индивид отдает себе отчет в том, что отчаяние является частью бытия человека и тем самым частью каждого «я». Таким образом истинное отчаяние осознает свою принадлежность «я». Единственный выход из отчаяния – «выбрать свое собственное я» и совершить прыжок веры. Здесь Кьеркегор являет свои скрытые намерения: единственно возможное «истинное я» – это верующий человек.
И в сорок с лишним Кьеркегор не снижал темпов работы. Он выглядел старше своих лет, и деньги уже кончались. Нужно было искать работу, но из всех работ он видел для себя только одну: стать пастором. В какой-то момент, как может показаться, Кьеркегор принял такое положение дел, но что-то внутри его сопротивлялось этой перспективе. Ему был чужд сам принцип зарабатывать на религии, а его представление о христианстве не разделялось официальной датской церковью. (Церковь, позволяющая священникам жениться, вряд ли могла проповедовать всеобщее безбрачие.)
Кьеркегор решил, что пришло время разоблачить то, что проповедует датская церковь под видом христианства. Не обращая внимания на ухудшающееся финансовое положение, он запустил журнал под названием «Мгновение» (редактор и единственный спонсор – С. Кьеркегор). Нападая на церковь как «машину», он выставил лицемером одного из популярных епископов. (Вдобавок ко всему прочему епископ был гегельянцем.) В одном из выпусков Кьеркегор даже предположил, что, если бы вдруг выяснилось, что Христос и не существовал вовсе, церковь продолжала бы жить как ни в чем не бывало и лишь немногие пасторы решились бы отказаться от привычного комфорта.
Как и следовало ожидать, заявление это вызвало большой скандал. Потеря свободы Кьеркегору определенно не грозила: теперь о том, чтобы стать священником, не могло быть и речи. Во многих отношениях повторилась история с «Корсаром». Кьеркегор снова прославился и привлек к себе внимание (его статьи были переведены на шведский язык, вызвав полемику по всей Скандинавии). Мир воздавал ему по заслугам, но известность пришла в той единственной форме, которую он мог принять: дурная слава и поношения. В то же время в происходившем нетрудно услышать эхо проклятия, брошенного Богу Кьеркегором-старшим на ютландском холме. И конечно, скандал вновь привлек к нему внимание Регины.