Впрочем, так расценила убийство Плеве большая часть тогдашней российской интеллигенции. Опьяненная предчувствием свободы, она призывала революцию, не отдавая себе отчет в том, чем революция обернется для нее самой. Само имя Плеве было в глазах образованной части общества символом реакции и полицейского произвола. Новым министром внутренних дел был назначен князь П. Д. Святополк-Мирский. Он пользовался репутацией человека либерального склада и в одном из первых своих интервью заявил о начале эпохи единения власти с народом. В прессе заговорили о начале «политической весны», публично стали обсуждаться темы, еще недавно рассматривавшиеся как безусловно запрещенные.
Это была атмосфера, в которой Керенский чувствовал себя как рыба в воде. Политика, пламенные речи, газетные отчеты и всероссийское признание — вот что сулила ему новая жизнь. Первым делом Керенский поспешил вступить в коллегию адвокатов, дабы получить официальный статус. С этим, однако, вышла непредвиденная задержка. Для вступления в коллегию требовалось иметь поручительства трех известных в адвокатском мире лиц. Керенский представил рекомендации от бывшего прокурора Ташкентской судебной палаты, бывшего губернатора и члена Государственного совета сенатора А. Ф. Кони.
Что касается прокурора судебной палаты и бывшего губернатора, то здесь пригодились связи Керенского-старшего. С Кони помогли связаться общие знакомые. Позже Кони вспоминал, что на отдыхе под Сестрорецком, в мае 1904-го, он получил письмо от публициста «Русской мысли» Гольцева с просьбой протежировать молодому юристу Керенскому: «Назначьте, пожалуйста, день и час, когда Керенский может Вас видеть…» Встречу Кони назначать не стал, но поручительство выдал. Однако высокие заступники не помогли Керенскому, скорее наоборот. Коллегия отклонила его кандидатуру, увидев в претенденте выскочку, пытающегося решить все проблемы чужими руками.
Керенский, по его же словам, пришел в ярость и собирался вообще отказаться от карьеры защитника, но друзья уговорили его повторить попытку. Собрав менее именитых поручителей, Керенский все же был зачислен в адвокатское сословие и получил звание помощника присяжного поверенного. Права на самостоятельную практику он по причине отсутствия адвокатского стажа не имел и потому поступил в помощники присяжного поверенного Н. А. Оппеля.
Керенский не видел себя адвокатом по гражданским или общеуголовным делам, хотя это сулило деньги и самостоятельность. Он должен был выступать на политических процессах, иначе вся затея не стоила того, чтобы ее начинать. Поэтому он добровольно взял на себя обязанность, от которой другие молодые юристы всячески увиливали — бесплатные консультации для бедняков. В престижной адвокатской конторе бедно одетых посетителей встречали без радости, и Керенский организовал прием в Петербургском Народном доме, организованном известной благотворительницей графиней С. В. Паниной. Позднее, в бытность Керенского премьером, графиня Панина станет товарищем (заместителем) министра общественного призрения и первой женщиной в правительстве за всю историю России.
Общественная жизнь в столицах кипела, и Керенский был в самой ее гуще. В ноябре 1904 года по стране прокатилась «банкетная кампания». В эти дни праздновалось 40-летие судебной реформы Александра II. Юбилейные вечера и банкеты были использованы либеральными политиками для оглашения деклараций на животрепещущие темы. Эта игра в конспирацию захватывала и щекотала нервы, так что неудивительно живейшее участие в ней несостоявшегося «артиста императорских театров».
Для Керенского это было очень характерно — воспринимая театр как жизнь, он зачастую и жизнь воспринимал как театр, где все не по-настоящему, где вместо крови течет клюквенный сок, а убитый герой обязательно выйдет на финальный поклон. Тем страшнее для него были столкновения с жестокой реальностью. Время, между тем, летело стремительно, неотвратимо приближая памятный воскресный день 9 января 1905 года.
Уже за несколько дней до «кровавого воскресенья» в Петербурге начали ходить тревожные слухи. Говорили о том, что несколько тысяч рабочих, предводительствуемых священником пересыльной тюрьмы Георгием Гапоном, намереваются пройти шествием ко дворцу и вручить царю петицию со своими требованиями. Власти заметно нервничали, и это пугало неадекватной реакцией. За день до намеченного шествия экстренное собрание либерально настроенных писателей, ученых, адвокатов избрало комиссию из восьми человек во главе с Горьким, которые поехали к Святополк-Мирскому, с тем чтобы предостеречь правительство от необдуманных мер.