Керенский

Первое заседание кабинета министров в Зимнем состоялось 8 июля 1917 года в Малахитовом зале (точнее — Малахитовой гостиной бывшей императрицы). Именно он чаще всего использовался в будущем для этих целей. В качестве правительственной резиденции у Зимнего было много преимуществ. В отличие от Мариинского дворца, находившегося на отшибе, Зимний, учитывая соседство со штабом округа, мог считаться сравнительно безопасным местом. К тому же в Зимнем было достаточно свободных площадей для размещения различного рода канцелярий. Очень скоро во дворце расположились управления делами правительства, машинописное бюро и другие службы. Это немедленно наложило отпечаток на облик дворца. "Все осталось нетронутым, но все затерто, закурено, зашаркано, оглушено пишущими машинками и закапано чернилами". [284]В залах второго этажа, окнами выходивших на Дворцовую площадь, был размещен караул. Грязные тюфяки на полу и пирамиды ружей тоже мало вязались с роскошными ампирными интерьерами.

Вслед за правительственными учреждениями в Зимний дворец переехал и сам премьер Керенский. Он занял бывшие покои Александра III на третьем этаже. В бывшем царском кабинете ему была устроена спальня. Обстановка здесь была самой простой. "Светлая комната, обитая розовым шелком, с мебелью в стиле модерн, по буржуазным понятиям уютная, с большим числом креслиц, диванчиков, столиков, в свое время заваленных фотографиями в семейных альбомах, безделушками. Теперь все это было убрано, и она имела вид хорошо обставленной гостиницы". [285]Личная канцелярия премьера располагалась в прежних комнатах Александра II. В императорской библиотеке Керенский принимал доклады и проводил совещания. Во фрейлинских комнатах на третьем этаже разместились адъютанты главы правительства и "бабушка" Брешко-Брешковская, которую Керенский продолжал повсюду таскать с собой.

Переезд Керенского в Зимний диктовался простой причиной — ему негде было жить. Со времен империи министры по традиции занимали казенные квартиры прямо в здании своего министерства, специальной же резиденции для министра-председателя предусмотрено не было. Когда-то один из премьеров — Столыпин — уже размещался в Зимнем дворце. Тогда это стало результатом неудачного покушения. Теперь соображения безопасности тоже принимались во внимание. К тому же Керенский работал по 12–14 часов в сутки, нередко захватывая и ночь. При таком положении дел наличие жилья по месту работы было естественным.

Таким образом, с практической точки зрения выбор Зимнего сомнений не вызывал. Однако авторитету Керенского переезд нанес чувствительный удар. Его популярность и так падала, по мере того как гасли надежды на чудо. Сейчас же у недоброжелателей премьера появился новый повод для нападок. По стране поползли слухи, один нелепее другого. Говорили, что Керенский посватался к одной из царских дочерей, что он спит е кровати бывшей императрицы. Сам Керенский своим неосторожным поведением тоже давал пищу для сплетен. Как-то он пошутил, что его росчерк А. К. напоминает вензель "Александр IV". С тех пор в кругу врагов премьера никто не называл иначе как Александром IV.

Еще больше шуму наделала другая история. Дело происходило в июне 1917 года, когда Керенский только что был назначен военным министром. По этому случаю он задумал организовать в Павловске смотр местного гарнизона. Командующий округом генерал Половцев убедил его в том, что объезжать строй нужно непременно верхом. Керенскому привели огромного белого коня, на котором некогда ездил царь. В воспоминаниях Половцева эта картина описывается так: Керенский "взгромоздился в седло и, взяв в руки мундштучный повод с одной стороны и трензельный с другой, поехал по фронту, в то время как один конюх следовал пешком у головы лошади, по временам давая ей направление, а другой бежал сзади, вероятно с целью подобрать Керенского, если он свалится. Рожи казаков запасной сводно-гвардейской сотни не оставили во мне никаких сомнений относительно впечатления, произведенного объездом". [286]

На следующий день газеты поместили подробное описание церемонии, особенно смакуя то обстоятельство, что Керенский объезжал строй верхом на царском коне. Эта деталь запомнилась многим современникам. В поэме С. Есенина "Анна Снегина" она стала символом всей революционной эпохи:

Свобода взметнулась неистово.
И в розово-смрадном огне
Тогда над страною калифствовал
Керенский на белом коне.

В этом конкретном случае вины Керенского не было — Половцев сознательно спровоцировал его. Но слишком много было похожих эпизодов, для того чтобы все списывать на случайность. Уже став военным министром, Керенский начал повсюду появляться исключительно в сопровождении двух адъютантов. Поручик Виннер и мичман Кованько должны были, соответственно, олицетворять армию и военно-морской флот.