Керченская катастрофа 1942

В своем телевизионном выступлении К. Симонов как-то сказал, что эта поездка ему, как журналисту, ничего не дала, но как для писателя, в будущем, она стала определяющей. В связи с этим высказыванием К. Симонова я решил с ним встретиться, что и удалось осуществить во время поездки в Москву в августе 1974 г. В нашей беседе Симонов спрашивал и говорил в основном о Мехлисе, о его взаимоотношениях со Сталиным. Уже после смерти Константина Михайловича я понял, что он собирал материал к своей книге „Глазами человека моего поколения. (Размышления о И. В. Сталине)“, которую он так и не дописал до конца. Мехлис интересовал К. Симонова как типичная фигура в ближайшем окружении Сталина, через которую видны и характерные черты деятельности последнего. В ходе нашей встречи Константин Михайлович много рассказал нового о Мехлисе, что я не знал. Оказывается, представитель Ставки в перерывах своей основной работы любил допрашивать пленных немецких офицеров. Чаще всего это были сбитые летчики. Если пленный не был расположен давать показания, то Мехлис вызывал своего адъютанта, и фашист расстреливался около дома представителя Ставки. Интересно, что этот факт в какой-то степени фиксировался документально в бумагах представителя Ставки. В архиве Министерства обороны я видел несколько официальных приговоров к смертной казни. При этом преступление пленного немецкого офицера формулировалось как „измена родине“. Непонятно только, о какой родине шла речь. Логика Мехлиса часто была совершенно необъяснима.

Документов канцелярии Мехлиса на Крымском фронте сохранилось много. У него был очень странный почерк. С первого взгляда казалось, что писал неграмотный человек, ибо буквы были какие-то изогнутые, корявые, пляшущие. Позже мне разъяснили, что Мехлис учился в еврейской религиозной школе, где его учили ивриту — древнему еврейскому языку. Манеру начертания букв он, якобы, и перенес на русский алфавит. Не в религиозном ли воспитании был заложен характер Мехлиса — его крайняя самоуверенность, избранность, удивительная работоспособность и жестокость, недоверие и подозрительность к людям, преданность идее и полное неприятие критики в свой адрес? Это, очевидно, понимал и К. Симонов. Он мне сказал: „Мехлис — талмудист, фанатик, ему повезло, что во время Гражданской войны он вступил в Коммунистическую партию, сделался военным комиссаром, осуществлял дальнейшую карьеру. А если бы он эмигрировал в Израиль, то там бы стал вторым Бен-Гурионом“.

Крымский фронт располагал значительным количеством оружия и боевой техники. В частях фронта было 709 полевых, 216 противотанковых орудий, 1026 минометов (без учета 50-мм минометов), 72 реактивных установки, 244 зенитных орудий. [13]Вся эта артиллерия была объединена в армейские артиллерийские группы, расположена она была эшелонами и на значительную глубину главной полосы обороны. Штабом фронта был подготовлен план использования артиллерии на случай немецкого наступления. Однако в противотанковой обороне были допущены и серьезные ошибки. Так, например, системы опорных пунктов для противотанковой артиллерии организовано не было. Командование фронта и частей допустило равномерное распределение орудий по всему фронту, а нужно было их ставить только на танкоопасных направлениях. Не было создано сильных подвижных противотанковых резервов и отрядов заграждений из инженерных частей. Надобность в этих мерах была необходима, о чем свидетельствовал уже опыт начала Великой Отечественной войны.

Утром 8 мая Крымский фронт располагал 238-ю исправными танками, которые были объединены в четыре танковые бригады и три отдельных танковых батальона. Правда, большинство танков было устаревших образцов. В течение зимы и весны многие их них неоднократно восстанавливались после неудачных наступательных операций, поэтому материальная часть их не была в удовлетворительном состоянии. [14]

Крымский фронт располагал 209 самолетами-истребителями, 140 бомбардировщиками (сюда вошли также 31 легкий ночной бомбардировщик У-2 и 6 самолетов-разведчиков). Большинство самолетов также было устаревших образцов, материальная часть их сильно была изношена. Истребительная авиация была распределена по армиям, что было неправильно, ибо узкий фронт в этих условиях давал полную возможность единого централизованного руководства. Многие аэродромы были близки к переднему краю, план использования авиации в случае наступления противника составлен не был. [15]

Количество вооружения и боевой техники на Крымском фронте в военно-исторической литературе обычно преувеличивается. Называются такие числа: 3 580 орудий и минометов, 350 танков и 400 самолетов. [16]Это произошло потому, что авторы исследований использовали не фронтовые документы, многие из которых просто погибли, а данные Генерального штаба, где за Крымским фронтом числилось больше техники и оружия, нежели было в наличии. В действительности вся эта „лишняя“ техника была утрачена в ходе наступательных боев зимой и весной 1942 г. и в свое время не была списана.