Керченская катастрофа 1942

Эту злополучную дорогу лучше меня никто не знал, о чем я и сказал. Антропов велел мне взять одну свечку, спички и идти за ним. Дорогой он мне сказал, что если трактор в удовлетворительном состоянии, то почему же должна пропадать вода в его радиаторе. Теперь все понял и я. Чем ближе мы подвигались к выходу, тем больше на нашем пути попадалось трупов. Обходить их было некуда, а только переступать. Трактор оказался в лучшем состоянии, чем мы ожидали его найти: передом, т. е. радиатором, он стоял к стене и во время взрыва выхода недалеко от него обрушившая с потолка пачка ракушечника одним концом придавила зад трактора, а другим уперлась в стену, так что наш милый трактор остался стоять, как бы под шатром с совершенно свободным подходом к радиатору. Я светил, а Паша подполз под радиатор и налил ведро отличнейшей воды, если не считать части керосина. Возвратившись с водой, мы оделили каждого солдатской кружкой воды (300 г), а Мише еще налили и флягу. Ходили мы еще два раза к трактору, но воды той не стали трогать, а оставили ее на следующий день. Смолин был оставлен дневальным на посту, а мы легли заснуть. Неизвестно было, что нам принесет день грядущий. Да и неизвестно, есть ли кто в каменоломне еще, кроме нас? Каменоломня молчала. Утихли и мы, забывшись коротким, но тревожным солдатским сном.

Часть 2

Короткий и очень чуткий был наш сон в ту ночь. Неутоленная жажда, кошмарные видения дня не могли способствовать спокойному сну. Так что, когда мы услышали разговор с дневальным какого-то командира, сразу же все вскочили. Он говорил, что уже 5 часов утра. Необходимо поднимать людей и собирать их по каменоломне, так как времени у нас очень мало, а работы очень много. Из-под пенсне на нас смотрели запавшие усталые глаза. Видимо, этот полковник уже давно не ложился отдыхать. Этого человека я видел впервые и не знал, кто он. Когда он ушел, командир роты сказал, что этот полковник является начальником обороны каменоломни. Фамилия не была сказана, и я ее не знал. Так и было: "Полковник был", "Полковник сказал", "Полковник приказал". Как-то мы не вникали в то, чтобы знать фамилии старших командиров. Сказывалось то, что здесь мы были новенькие, мы были чужие, а потому и старались держаться друг дружки. Это было первое знакомство с командиром подземного гарнизона. [277]Первую побудку он делал сам. Ему надо было знать, сколько людей и где они располагаются.

Подъем ни для кого из нас не был неожиданным или неприятным, наоборот, он для нас был избавлением от кошмарных видений, от гнетущих мыслей, от головных болей (видимо, от газа), от судорог, сводящих скулы, от жажды. Когда мы двигались, когда мы что-то делали, ничего этого мы не замечали. А в момент кратковременного бездействия все наши беды сразу же на нас ополчались. Поэтому понятна была наша радость этому первому подъему в необычайной обстановке. После побудки были определены задачи каждого бойца. Первое — это были выставлены посты у оставшихся невзорванных выходов. Все остальные брошены были на строительство газоубежищ. Надо было очень спешить, так как немец мог еще раз повторить газовую атаку, место для устройства газоубежища было уже выбрано — это была большая ниша в ракушечнике с уже готовыми тремя стенами, а четвертую надо было возвести из камней и устроить в ней дверь. По специальностям распределялись сами по ходу работы: кто умел хоть немного класть, клал стены, а мы, несмышленые, носили плитки ракушечника, постельное и нательное белье, одеяла, обмундирование и другой хлам. Так как какого-нибудь раствора для кладки стен не было, то камни перекладывали этим тряпьем. Помню, притащили мы два красных тулупа. Как жаль было их закладывать, но надо было спешить. После мы узнали, что такие газоубежища строили еще в двух местах, т. е. в каждом батальоне.

С самого начала боевых действий в этом районе каменоломни я не был. Это был район каменоломни между центральной галереей и карьером, что идет до Царева Кургана. Эта часть каменоломни была двухэтажной, [278]до эвакуации на Кубань здесь располагался штаб Крымского фронта. После, во время боев с 15 до 24 мая, со стороны Царева Кургана немецкие танки обстреливали верхние этажи и со временем их обрушили. Но это нисколько не влияло на нижний этаж, и до самой газовой атаки там располагались раненые. Вот здесь мы и лазали, собирая всякий хлам для кладки стен. Чего только здесь не было: после штаба остались новенькие сейфы-сундучки, полно набитые деньгами банковской упаковки — красные тридцатки, дорогие кожаные чемоданы с дорогими личными вещами, горы первосортного красного и черного хрома, какие-то тюки белой мануфактуры. Но все это переворачивалось и смотрелось безо всякого интереса. То, что мы искали, нам не попадалось, а нам нужно было личное оружие — наше отечественное или трофейное. В наших условиях иметь при себе пару пистолетов было намного удобнее, чем всегда таскать винтовку или карабин. Автоматов у нас было очень мало. Так что пистолет — это была мечта каждого.