Кентерберийские рассказы

И пристав так старушку эту пронял,

Что крикнула: «Пусть черт его возьмет,

Коль сковороду мне он не вернет».

«Ну, нет, карга! Что мне попало в когти,

То уж мое. Зови, чтоб черт помог те,

А я уж, кстати, платье прихвачу».

«Постой-ка, друг, сказать тебе хочу,

Придется это или нет по нраву,

Что сковородкой и тобой по праву

Теперь владею я, – так бес сказал, -

Хочу, чтоб в ад скорее ты попал,

Узнаешь там, верь дьяволову слову,

Такое, что не снилось богослову».

И с тем проворно к приставу он скок

И в ад его с собою уволок,

Где мытарям местечко всем готово,

Как то свидетельствует божье слово.

Будь этот пристав более пристоен

И вашего внимания достоин,

Я по Писанию б вам рассказал,

В какие он мучения попал,

Тогда бы сердце ваше содрогнулось.

Но даже если б сотня лет минулась,

Не мог бы я те муки передать.

Молитесь, чтоб господня благодать

Вас защитила от таких мучений,

От козней дьявола и искушений.

Лев, рыкающий в логове, не дремлет.

И тот, кто гласу моему не внемлет,

Добычей зверя может вскоре пасть.

Но не бескрайна адских козней власть,

Коль не нарушите господня слова,

Вас оградит любовь и кровь Христова.

Помолимся ж о грешных приставах,

Страдающих у дьявола в когтях.

Здесь кончается рассказ Кармелита

Пролог Пристава церковного суда

Церковный пристав, выслушав рассказ,

В седле привстал; на брата разъярясь,

Он, как листок осины, задрожал,

«Молю вас слезно, господа! – вскричал. -

Коль вам пустые бредни не претят,

Которые наплел здесь этот брат,

Позвольте мне поведать кой о чем.

Хвалился он, что ад ему знаком:

Коль братья с бесами одной породы,

Ну как бесовской им не знать природы?

Ведь, черт возьми, слыхали мы стократ,

Как брат один попал однажды в ад.

В виденье ангел с братом вознеслись,

И ангел вверх водил его и вниз,

Чтоб все мученья ада брат познал,

Но тот нигде монахов не сыскал, -

Одни миряне наполняли ад.

И ангела так вопрошает брат:

«О сударь! Неужель мы столь блаженны,

Что не для нас мучения геенны?»

«Нет, – молвил ангел, – здесь вас очень много».

И к Сатане пустилися в дорогу.

И видит брат, дойдя: у Сатаны

Хвост протянулся с парус ширины.

«Приподыми свой хвост, о Сатана! -

Промолвил ангел, – покажи до дна

Узилище, монахи где казнимы».

И полуверстной вереницей мимо,

Как пчелы, коим стал несносен улей,

Тыщ двадцать братьев вылетело пулей

Из дьяволова зада и в облет

Омчали роем ада темный свод.

Потом, поспешно прилетев назад,

Вползли на место, в сатанинский зад,

И дьявол хвост поджал и замер снова.

Увидев ада горшие оковы,

Покинул брат загробные пределы,

И дух его вновь возвратился в тело

По божьей милости, и он проснулся,

И, вспомнив сон свой, въяве ужаснулся,

Зад Сатаны вообразив себе,

И плакал горько о своей судьбе.

Нас бог спаси, обманщиков карая,

Такой мольбой рассказ свой начинаю».

Рассказ Пристава церковного суда

Здесь начинает Пристав свой рассказ

В Йоркшире есть болотистая местность

То Холдернес и вся его окрестность.

У сборщика была на откупу

Округа эта; он взимал крупу

С нее, муку, сыры, соленья

В награду за благое поученье.

Бывало, так он с кафедры вещал:

«Молю, чтобы никто не забывал,

Что без деяний дом господень пуст,

Что мертвым надобен сорокоуст

И надо поручать его монахам,

А не бездельникам попам, неряхам,

Которые то утреню проспят,

То не помянут, то не покадят,

И не заевшимся монастырям,

А братьям сборщикам по их трудам.

Сорокоуст избавит от мучений

Усопших души, коль без промедлений

Его служить, а не по мессе в день, [200]

Как делают попы, которым лень.

Ведь это же лгуны и тунеядцы!

Не стыдно им на мессах наживаться.

Освободите души из узилищ,

Пока они мучений не вкусили.

Ведь каково им там: пилой, клещами

И раскаленными сковородами

Там истязают и на углях жгут,

Они ж напрасно избавленья ждут.

Так поспешите, братья, их избавить

И щедрыми дарами в рай направить».

Когда же красноречье истощалось

И прихожан мошна опустошалась,

Сказав «аминь», он шел в другой приход,

Там обирать доверчивый народ.

И, рясу подоткнув, взяв сумку, посох,

Не разбирая, сыты или босы

Хозяева, стучался в каждый дом,

Выпрашивал обед, сыр, эль и ром.

Другой монах нес посох и таблички [201]

Слоновой кости; он имел привычку

Записывать дары и всех людей,

Что заслужили щедростью своей

Его молитвы. Восклицал он громко:

«О братия! Пуста еще котомка!

Пшеницы бушель, рис, зеленый лук,

Пирог, иль окорок, иль сыра круг -

Все примем мы, и по цене, по весу, -

За пенни – свечку и за шиллинг – мессу

Получите взамен. Драгие леди!

Коль нету под рукой монет иль снеди,

Мы примем шерсти куль или моток,

Иль полотно, иль вязаный платок.

Сестра драгая, вписываю имя,

Не умаляйтесь вы перед другими».

И на спине широкой, богатырской

Нес здоровенный служка монастырский

Пустой мешок и наполнял его

Добычею патрона своего.

И только что из двери выходили,

Как имена, начертанные стилем,

Монах проворно затирал ножом

И в следующий направлялся дом.

«Ложь, пристав, ложь!» – брат сборщик завопил.

Хозяин сборщика остановил:

«Спокойно, друг, ну что за восклицанья!

Не трусь, монах, не обращай вниманья».

«Так я и сделаю», – тот отвечал

И, не смущаясь, тут же продолжал:

«И бот пришел сей недостойный брат