Читаем Кентерберийские рассказы полностью

Моя судьба – неопытным урок.

Начать лишь стоит, а потом игрок

За ставкой ставку без конца теряет,

Пока дотла всего не проиграет.

Никто ему не восстановит разум,

Теряет кошелек и ум свой разом.

И не подняться уж ему вовек,

И конченый совсем он человек.

Когда ж свое богатство промотает,

К тому же и других он подстрекает,

Ведь злому человеку в утешенье

Чужие горести и разоренье.

Мне так один ученый объяснил,

И вот на что я жизнь свою убил!

К дурацкому занятью приступая,

Мы мудрецами кажемся, блистая

Ученейшими терминами; печь

Я раздуваю так, как будто сжечь

Себя самих в ней думаем. Напрасно

Вам объяснить все то, что все ж неясно

Останется: пропорции, и дозы,

И вещества, которых под угрозой

Жестокой мести не могу назвать.

Пять или шесть частей вам лучше брать

В сплав серебра, иль олова, иль ртути;

Какой осадок будет вязкой мути,

Как надо опермент, [247] кость и опилки

Стирать в мельчайший порошок, в бутылке

Настаивать определенный срок,

Потом ссыпать все в глиняный горшок,

Солить и перчить и листом стеклянным

Прикрыть, полив раствором окаянным.

Перевязать горшок кишкой ослиной

И наглухо кругом обмазать глиной,

Чтоб воздух доступа не находил

И чтоб горшка огонь не раскалил

Нагревом длительным и постепенным.

И вот трясешься над горшком бесценным,

А там до одуренья кальцинируй [248],

Выпаривай, цеди, амальгамируй

Меркурий, в просторечье он же ртуть.

А дело не сдвигается ничуть.

Берем мы тот меркурий со свинцом

И в ступке трем порфировым пестом,

Примешиваем серу и мышьяк,

Отвешиваем части так и сяк -

И все напрасно, ни к чему наш труд.

Какие б газы ни вмещал сосуд,

Как ни сгущай на дне его осадок,

А результат по-прежнему не сладок.

И снова черт какой-то нам назло

Подстроит так, чтоб прахом все пошло:

И труд, и время, и затраты наши.

Да, смерть и то такой надежды краше.

Как на себя не наложил я рук!

Жаль, не силен я в тонкостях наук

И не умею толком объяснять,

Не то я мог бы много рассказать

Того, что вам вовеки не измыслить.

Попробую так просто перечислить

То, что само собой на ум придет,

А тот, кто ведает, пусть разберет.

Цветные земли, сера и зола,

Сосуды из графита и стекла,

Реторты, колбы, тигли и фиалы,

Сублиматории [249] и уриналы, [250]

Куб перегонный, волоски к весам

И прочий никому не нужный хлам.

Орех красильный, мочевой пузырь,

Мышьяк и сера, ртуть и нашатырь,

Четыре элемента свойств летучих,

Непознанных, коварных и могучих.

А разных трав, так тех не перечесть,

Когда бы захотел я все привесть.

Но валерьян, репей и лунный корень [251]

Упомяну – они смягчают горе.

Мы тигель калим день и ночь, реторту,

А там, глядишь, опять наш сплав ни к черту.

И вот опять до света кальцинируй,

Подцвечивай, цеди и дистиллируй

Сквозь глину, мел, а то и сквозь белок,

Сквозь соль, буру, поташ, золу, песок,

Сквозь реальгар [252], вощеную холстину

И с волосами смешанную глину,

Сквозь разный уголь, воск, сухой навоз;

Подмешивай селитру, купорос,

Сурьму и сурик, серу и мышьяк,

Иль винный камень, бурый железняк,

Иль сплавы всякие, коагулаты,

Которые металлами богаты.

Как будто дело и к концу подходит,

Смесь зашипит, забулькает, забродит -

Тогда мешай, болтай и цементируй [253]

И серебром составы цитринируй. [254]

А выплавишь, испробуешь – и вот

В итоге новый припиши расход.

Еще скажу, что существуют в мире

Семь твердых тел, летучих же четыре.

Хозяин мой так часто их твердил,

Что наконец и я их заучил.

Летучие – мышьяк, ртуть, также сера

И нашатырь. Иная твердых мера

И знак иной: у злата – солнца зрак,

У серебра – луны ущербной знак;

Железо – Марс, Меркурий – это ртуть

(Он и в металле хочет обмануть),

Сатурн – свинец, а олово – Юпитер,

И медь – Венера. Сотни колб я вытер,

И хоть бы зернышко одно на дне,

Хоть отблеск солнечный увидеть мне.

И кто ввязался в наше ремесло,

Тому конец. С собою унесло

Оно богатств и жизней очень много.

В нем к разоренью верная дорога.

И кто безумство хочет проявить,

Пускай начнет он золото варить.

Кого к себе обогащенье манит,

Пускай философом несчастный станет. [255]

По-вашему, нетрудно изучить

Искусство это? Нет! И можно быть

Каноником начитанным иль братом,

Священником, иль клерком, иль прелатом,

А этого искусства не постичь -

Такая в нем нелепица и дичь.

А неученому так и подавно

Ввек не понять науки своенравной.

Но будь он книжник или будь невежда,

Добиться цели – тщетная надежда.

Исход трудов, увы, сравняет всех.

Недостижим в алхимии успех.

Забыл еще сказать я о бутылках,

О едких водах, кислоте, опилках.

О растворении сгущенных тел

И о сгущенье, коль осадок сел,

О разных маслах, о заморской вате, -

Все рассказать, так Библии не хватит

И самой толстой; эти имена

Забыть хотел бы. Всем одна цена.

Об этом всём я зря разговорился,

От этих дел и черт бы сам взбесился.

Ну, дьявол с ним! Еще хочу сказать,

Что философский камень добывать

Стремимся все, а этот эликсир

Помог бы нам перевернуть весь мир. [256]

Но дело в том, что, сколько мы ни бьемся

(Иной раз кажется, что надорвемся),

А эликсира в колбах нет следа.

Но нас не покидает никогда

Надежда, что на дне он заблестит

И все расходы наши возместит;

А не надейся мы, наш труд и горе

С ума свели бы нас, несчастных, вскоре.

И, на беду, надежда та крепка,

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги